(Не) бойся зверя
Шрифт:
Лицо Грэха изменилось. Таким страшным я его еще не видела. Будто я уже его киданула на крупную сумму. Киданула, продинамила, протифлонила с дымящимся стояком на перевес.
Грэх медленно поднимается со своего места, опрокидывая на меня свою убийственную тень.
— Простите.
Не знаю, почему извиняюсь, но, видимо, я ляпнула что-то не то, раз он так отреагировал.
— Те?
— Мне надо привыкнуть. Здесь, кстати, такого не прописано.
— Это условие устное. Как и некоторые другие действия, которые мы тоже обсудим устно. Тебе деньги наличными или на банковский счет?
— На банковский.
— Хорошо, заполни бланк, укажи счет банка.
— У меня сестра больна! Ей на лечение нужно, а в Германии дорого! — не знаю, зачем сказала это. Не выдержала! Он не спрашивал, и это бесило, что он просто так был готов швырнуть в меня миллион, будто это сущие копейки. — Я не знала, что мне делать, мама в панике, денег катастрофически не хватает.
— То есть, будь она здорова, ты бы не пришла ко мне?
Холодею от его слов, а ведь действительно, пришла бы или нет? Конечно же, нет. По крайней мере, явно не на роль вечерней грелки.
Александр не скрывает ненависть и злобу, а я свою растерянность.
Что я могла сделать? Жить, зная, что у родной сестры не будет будущего? Бабушка говорила, что нет у нас никого ближе семьи, пусть мать с отцом уехали, но ведь не бросили. Это было мое решение остаться в Москве, это я решила быть взрослой и самостоятельной. Сестренка ни в чем не виновата.
Если Александр — единственный шанс на ее спасение, то я в роли его грелки не такая уж и большая жертва.
Мы смотрим в глаза друг друга. От него веет страшным холодом, от меня разит страхом. Я стараюсь не думать о том, что будет со мной, но сейчас не выходит. Каждый раз, когда я думаю, что он не причинит мне вреда, своим выражением лица он доказывает обратное.
Я уже перешла черту, субординация была нарушена еще там, в его доме, когда он затащил меня в спальню, а я позволила это сделать. Позволила ему приблизиться ко мне, коснуться, обнять. Позволила его пальцам скользнуть по моей коже и носом уткнуться в мою шею. Позволила в отеле все, что не позволила бы другому.
Кажется, я вообще не была властна ни над своим разумом, ни над телом. Стоит ему лишь слегка коснуться моей руки, мое тело сразу же реагирует. Как ему это удается? Его власть надо мной сколь пугающая, столь восхитительна.
— Я не знаю, — выдаю, виновато опустив взгляд.
— А кто знает, Катя? — молчу, не знаю, что сказать. Происходящее и вправду напоминало сюр. Теперь я понимаю, как люди умудряются делать вид, словно между ними ничего не произошло, но как бы я не выглядела снаружи, внутри меня все кипело. — Подписала?
— Я буду вашей, в смысле твоей помощницей, но не переводчиком? В договоре не указано, что я должна делать.
— Да, помощница мне по-прежнему нужна. Так что пойдем. Уже поздно.
— Куда пойдем?
— Ты думала, будешь только в офисе работать? Мы поедем ко мне, — конечно. Кто же, если не я будет ему кровать греть. — Катя, ты чего застыла как холодец? Отомри и не хмурься, иначе морщины появятся раньше времени. Тебе нужно заехать домой и взять какие-то вещи?
— Зачем?
— Затем, что ты останешься у меня на выходные. Начнешь отрабатывать аванс.
19 Катя
— О, Катюха! Ты пришла!? Ну как все прошло? Он тебя поимел, ой, в смысле взял? Ну, я имею в виду на работу!
— Взял, взял, — и поимеет сегодня сто процентов.
Ком в горле встрял, а перед глазами хмурый Александр.
В ужасе ли я? Ещё бы... Кажется, сердце от волнения устанет так тарабанить и остановится.
Он привез меня домой и сказал быть готовой через два часа с необходимыми вещами. Что такого необходимого я должна взять на два дня? Я ведь без понятия, что берут девушки с собой, когда собираются ночевать у парней. Только вот Алексенд уже не парень. Он взрослый мужчина, определённо знающий чего хочет. А чего он хочет, оборотень ясно дал понять.
Удобно... Прикрыл мною свои потребности. И на фирме поработаю, и в его доме. А там фантазия оборотня обещает быть безграничной.
Впрочем, пока что это только моя фантазия, не видит берега. И только через два часа я узнаю каменистый этот берег, с кучей мусора или же с белоснежным шёлковым песком.
Подхожу к шкафу, но оборачиваюсь и смотрю на Юльку. Поначалу она таращится в телефон, но, словно почувствовав мой взгляд, сразу же смотрит в мою сторону.
— Ты чего такая пришибленная? Рассказывай давай. Когда выходишь на смену?
— Вот прямо сегодня.
— Тогда что ты делаешь дома?
— Вещи собираю.
— По-моему, Кать, ты стоишь столбом и хочешь что-то мне сказать.
— Да не хочу я ничего сказать, тебе показалось, — достаю рюкзак и закидываю туда вещи, совершенно не обращая внимания, что именно закидываю.
— А вещи-то мои тебе зачем?
— Твои? Ой, прости, — совсем рассеянная с предстоящей отработкой аванса. Ну не все же так плохо? Да, он оборотень. Опустим формальности, что богат и хорош собой. Да, я боюсь оборотней, но Александр ничего плохого мне не сделал. Ну, это пока. А что там дома будет, хрен его разбери.
Я ничего не умею, любовница из меня как из Юльки кулинар. Откусил. Отравился. Сдох.
Пойти помыться, что ли, да ноги побрить? Да, точно.
— А ты куда и зачем тебе на работу комплект нижнего белья? — девчонка стоит за моей спиной и, судя по вопросу, спрашивает с набитым ртом. Оборачиваюсь, та сверху вниз смотрит на меня, кроша на мою же голову крошки от торта.
— Я еду к Александру домой… работать, — добавляю я, на что Юлька давится куском, крошки еще больше покрывают мою голову. Приходится подняться, забрать кусок и хлопнуть со всей силы по спине этой сладкоежке, которая жрет и не толстеет. Ведьма.