Не буди Лешего
Шрифт:
Баюнка когти стальные выпустил и от лешака к лешаку прыгает. Как бы не порубили кошака-матершинника топорами. Мне его, нечисть хитрую, ещё в студёном ручье вымачивать в наказание.
Поднялся я, сначала на одно колено, потом на оба. Топор нащупал, глаз затёкший протёр. Подождал, пока силу в руках почувствую, а то начал уже в духа превращаться, тело не слушается. Материальное оно частично, частично живое, но больше мёртвое. Такое сдвинь. Сила нужна большая. Но она же и подмога. Обратился к лесу и стал лесом сам. До последней
– Кота не обижайте, лешаки поганые.
– Сам ты нечисть поганая, а кто-то из нас будущий Леший.
– Не понял.
– Кто тебя победит, тот следующий Леший будет, – объяснил второй, Баюнку тягая за хвост.
– Так деритесь друг с другом, – предлагаю я.
– Так начнём, когда тебя завалим.
– Я буду главный, я сильный самый, – один Лешак встал, подбоченился. Кажись, я тут Лешим буду!
Кажется ему…
– Баюнка, – кота подзываю. – А ну-ка, пойдём, объясним гостям нашим разницу между “быть” и “казаться”.
Всех мы их положили в этой же рощице слоем ровнёхоньким. Будут берёзкам удобрением.
Глава 4. Водяной и бражка
– Баюнка, поможешь мне туловища эти валежником закидать? – кота спрашиваю. Негоже оставлять их так валяться. И хоронить нельзя – чай, нежить, земля не примет. Но и так оставлять негоже.
– Мяу, – ответил Баюнка. Уши подранные, на морде кровь запеклась. Пасть было разинул, частушкой, видать, ответить хотел, потом чихнул только и в лес удрал.
Понятно, прибираться мне одному здесь.
Лешаков прикрыл ветками, уже не встанут они, в упырей не превратятся. Как на солнце выгорят, иссохнутся, воздухом очистятся, травой взойдут, после того только с землицей перемешаются. Станут её костью, мышцей, нервами. Но это потом. А пока мне мертвечину эту таскай перетаскивай, в рядочек укладывай да ветками закрывай.
Умаялся.
Иду, самого шатает знатно. Добрёл до ручья большого, наклонился к воде, встал на одно колено. От одёжи моей по студёной водице след кровавый пустился. Эх, нехорошо. Ладно бы к мёртвой воде пришёл, а то к обычной речке. Вдруг как прыгнет мне кто на спину! И топор мой на дно пошёл, и я чуть за ним не туда же. Но удержался. Скинул с себя вражину, за шкирку схватил. Смотрю – Лешак недорубленный!
– А ты что, самый хитрый? Схоронился где, пока другие дрались? Захотел взять хитростью?
Молчит.
– Леший живой ваш?
Молчит.
– Или прогнал вас из лесу, так вы пошли себе новый искать?
Ни слова не молвит.
– Много вас развелось, откуда взялись вы? Тесно вам стало? Или плодит вас кто, чтоб на меня натравливать?
Тишина в ответ.
– Да ты ещё хуже чем Баюн. Тот хоть иногда мяукает. Утоплю я тебя.
И сунул его башкой в речку. Держу, не отпускаю, жду пока перебрыкается.
Вытащил. Спросил ещё раз. Лешак сговорчивей не стал. Нравится ему, может, купаться?
Окунул ещё раз. И ещё. На третий раз из воды Водяной выныривает. Я даже растерялся. Был бы топор под рукой, может, и стукнул бы с неожиданности его по лбу.
– Ты что творишь, мракобесина лесная? Ты почто мне воду мутишь, рыбу пугаешь?
– Так вот, – показываю ему Лешака морду кабанячию.
– Не убежит? – Водяной отплывает слегка.
– Нет, за рога крепко держу его.
– Это что же, Лешак?
– Он.
– А не можешь ты его топить где-нибудь в другом месте?
– А где мне его топить прикажешь? Чай каждая лужа твоя.
– Ну… придумай что-нибудь. Почто тебя голова такая здоровая да рогатая? Поди ума палата. Топором стукни!
– Уплыл топор на дно. У тебя где-то.
– Погодь, – Водяной под воду ушёл, вернулся с моим топориком. В воде он его ещё держал, а над водой поднять не смог.
– К чему такая тяжесть большая? – спрашивает.
– На тебя, небось, отовсель не нападают.
– Так моя река всё больше по твоему лесу протекает. Удобно, – Водяной крякнул.
– Мзду буду брать.
– Так я завсегда! – он отдал мне топор и снова нырнул. Вынырнул он с флягою. – Вот! Я что и приплыл-то!
– А говоришь, воду мутят.
– Ну это… Ты от Лешака своего избавляйся. Или, смотри, может, третьим будет?
– Буду, – ответил Лешак.
– Глянь, он разговаривает! – я его от удивления из рук в воду и выпустил. Водяной хоть брезгливый, но поймал и вытащил.
– Ты это, Лешаками не разбрасывайся. Наконец-то кто-то пьющий попался акромя нас с тобой.
– Так это вражина. Убить меня хотел, – я взял будущего собутыльника за шкирку. – Пойдёшь ко мне, нежить неразумная, в услужение?
– Я разум имею, – обиделся Лешак. – В услужение не пойду, а выпить выпью.
– Мудр, – Водяной хлопнул по фляге. – Ну так что, нежить лесная, выпьем за здоровье речной нежити?
– Что в фляге? Живая вода?
– Обижаешь! Брага!
– Человеков обнёс?
– У них сегодня праздник. Ночь Купальская. Хотели в реку вылить такое добро, шалопаи, меня, видать, задобрить. Так я не дал, всю флягу забрал да унёс.
– То-то они, верно, удивились.
– Не, все хороши уже, – Водяной руку к шее поднёс, жестом показал, насколько. – Аж завидно. Ну и, как говорится, что в воду упало, то пропало.
– Наливай уже, разбухтелся.
Водяной снова крякнул, три листа кувшинки сорвал и сделал нам чарочки.
– Мне не надо, у меня своя посуда с собой, – протянул ему рожок свой.
– Сколько наливать?
– Края не видишь?
– Это по-нашему, – Водяной вернул мне рожок, Лешаку протянул брагу в кувшиновом листе, сам тоже себе соорудил чарочку.