Не будите Гаурдака
Шрифт:
И никто из его товарищей не видел, как в открытое окно дальней комнаты вылетел и пропал в синеющем подступающей ночью небе королевский голубь.
Прошел почти час, прежде чем Сенька, утомленная, но еще больше — угрюмая, ловко проманеврировав между занятыми до последнего угла столами, приземлилась рядом с товарищами.
На улице было тепло, и большой камин в дальней стене зиял холодным черным провалом за витой чугунной решеткой. Какофония из гари и кухонных ароматов наполняла общий зал, смешиваясь причудливым
Так вот ты какой — атланский трактир…
Серафима пробежала по столу голодным взглядом.
Конунг, перехватив его, заботливо придвинул ей кувшин с пивом.
— Мы тебе заказать чего-нибудь хотели, но побоялись, что остынет.
— Ну, фак, фё-нифуть фыиснивось? — Кириан, тоже поймавший взор царевны, торопливо затолкал в рот последний пирожок, еще остававшийся на блюде, и с нетерпением подался вперед.
— Матушка Груша не вернулась?.. — тревожно моргнул знахарь, и быстро добавил: — …ваше высочество.
— Давай пока без величеств и высочеств, ладно? — устало выдохнула Сенька, плеснула в свободную кружку пива, понюхала, сморщилась, но все равно пригубила — ровно настолько, чтобы убедиться, что обоняние ее не обмануло.
— Похоже, дело отравления клиентов поставлено здесь на поток… — скривилась она и брезгливо отодвинула оловянную тару.
Из-за спин посетителей, расположившихся за соседними столами, вынырнула пышнотелая низкорослая женщина в вышитом желтом чепце и в то ли застиранном, то ли по жизни бежевом фартуке поверх красного платья. Приняв заказ на свиное жаркое с картошкой и зеленью [122] , она коротко кивнула и снова пропала в гуще толпы, как охотник в лесу.
122
«Две порции!» — успел выкрикнуть ей вслед Кириан. — «И соланского красного бутылку! Две!»
— Ну, так что? — прожевав, повторил свой вопрос менестрель, обиженный отсутствием немедленного ответа.
— Ничего, — вполголоса, так, чтобы кроме ее компаньонов никому не было слышно, произнесла царевна. — В последний раз соседи видели Грушу с месяц назад. Вернее, так видели, что запомнили это.
— А еще можно видеть так, чтобы не запомнить? — отхлебнув из отвергнутой Сенькой кружки, ехидно сострил бард.
— Можно, — ко всеобщему удивлению не поддалась на провокацию их разведчица. — Например, никто из тех, кто гоготал над нашими нарядами, уже через полчаса не вспомнил, что мы заходили в дом.
— Это как так? — нервно оглянулся по сторонам Олаф. — Магия?
— Угу, — исчерпывающе отозвалась царевна.
— Но матушка Груша не ведьма! — возмущенно покраснел придворный врач.
— Быть ведьмой — не стыдно, — сурово проговорила Сенька,
— Да, ваше высоче… Да. Нет. Ничего стыдного. Совсем. Ведьма — профессия не хуже и не лучше плавильщика, скажем, или гончара, или лекаря. Но…
— Но при встрече с гончаром и даже с лекарем никто не старается на всякий случай перейти на другую сторону улицы, — усмехнулась царевна.
— Нет!.. То есть… да…
Менестрель поискал глазами, чего бы еще съесть, не нашел, и долил себе еще пива.
— Заклинания отвода глаз и склероза, — подняв указательный палец к закопченному медному потолку, провещал поучительно он, — мог бы накладывать на нее этот ваш колдун-коммерсант, как его там… Саксаул?
— Кизил, — сухо поправил Фикус.
— Один пень, — пренебрежительно дернул плечом Кириан и продолжил важно с видом мирового эксперта по волшебству: — К чему я клоню, так это к тому, что магия — самый простой и действенный способ спрятаться у всех на виду.
— Не знаю, как на дом, но на человека свежий отвод глаз надо накладывать каждый день, если не каждые полдня, — упрямо помотала головой Серафима. — Думаешь, каждый раз перед тем, как вернуться, положим, из лавки домой, она заходила за заклинанием к Кизилу? Да и бесплатно он делать это не стал бы. Если коммерсант. А откуда у ней столько денег?
— Деньги ей могли давать квартиранты, или родственники, или знакомые… Ну, те, которые живут у ней, — резонно предположил отряг.
— Или вместо нее, — очень тихо проговорил атлан.
— Что?
— С чего ты?..
— Что он сказал?..
— Я сказал, что пока она была жива…
На этом Фикус осекся, затряс в негодовании на себя головой и яростно шлепнул себя по губам — раз, другой, третий — словно за провинность перед лицом короля или самих всемогущих богов.
— Боги всемогущие, простите дурака… простите… — покраснев, исступленно бормотал он. — Чего ведь только в башку пустую не залезет… Конечно же, она жива!..
— А с чего ты решил?.. — договорила на этот раз свой вопрос Сенька.
Лекарь упер взор в столешницу и покачал головой:
— У матушки Груши, сколько я ее знаю, никогда не было так грязно… Да, денег у нее было не особенно много… но чистота не стоит ничего… так она говорила… и Вишня к ней заскакивала частенько: где сготовит, где помоет… Последние полгода матушка Груша прибаливала, дальше колодца на углу не ходила… А сейчас… Затоптанный пол… эта посуда в корыте… объедки на столе…
— А, может, она совсем захворала? — предположил Олаф. — Или… ну… когда близкий человек единственный погибает…
— Детей у Вишни не было? — уточнил Кириан.
— Нет, — покачал головой доктор. — Замужем была, три раза… а детей боги не дали.
— А, может, это не старушка всё запустила, а кто-то, кто с ней живет… ухаживает за ней… растрепа какая-то? А объедки — потому что срочно потребовалось куда-то выйти? Вернутся и приберут? — заботливо поспешил свернуть атлана с дорожки дурных мыслей Олаф.