Не будите изувера
Шрифт:
– Сиди, паразит, сколько я позор из-за тебя терпеть буду?
– Варя, ты успокойся, пока я их ни в чем не обвиняю. Мне нужно уточнить некоторые детали. Уж очень все поразительным кажется. Несколько лет на моем участке, кроме драк пьяных да семейных разборок ничего не было, а тут сразу два случая, причем с обоими связаны вот эти два парня.
– Господи, Макарыч, а еще что случилось? – охнула Варвара и тяжело опустилась грузным телом на стул. – Я думала: ты про Надьку их расспрашиваешь.
– Меня теперь не только поиски Надежды волнуют. У нашем районе такие интересные события происходят, что
– Да что ты загадками говоришь, Макарыч? Я не экстрасенс, не умею мысли читать. Разъясни нам, тупым, на пальцах, что случилось! – сердито воскликнула Варвара.
– Так ведь и разъяснять нечего, хозяйка, – медленно произнес участковый, размышляя, стоит ли делиться важной информацией с деревенской сплетницей. Потом он сделал паузу и наконец решился. – В «Дорожнике» произошло разбойное нападение на дачника. Домик ограбили, а хозяин в больнице лежит без сознания.
– Как же так! – запричитала испуганная Варвара, закрыла ладонью рот и громко, в голос, расплакалась.
– Ну, вот незадача. Знал бы, что у тебя такая реакция будет, ни за что бы тебе не рассказал, – в сердцах выругался участковый, – ты, давай, успокаивайся, или выйди, не мешай допросу. Продолжаем? Так сколько вы оставались на лысине?
– Несколько часов точно. Мы ушли, когда уже солнце на горизонте висело. Наверное, в половине восьмого, или чуть позже, – ответил Юрок, только я не помню, я в отключке был.
– А как тогда про солнце знаешь?
– Толян и Надюха меня с двух сторон поднимали, я глаза открыл, а солнце красное в них как ударит... Если учесть, что я низко был и его видел, значит, оно уже к озеру спустилось.
– А ты у нас детектив, пьяный-пьяный, а соображаешь? – усмехнулся Петр Макарович.
– Какой детектив, не смейтесь, просто логику включил, – зарделся от похвалы Юрок.
– Все это здорово и вроде бы на первый взгляд логично, да только вот здесь, дорогие алкаши, что-то не сходится. Вас в «Дорожнике» раньше видели. А в глазах у тебя, Юрок, не солнце играло. Ты на себя в зеркало смотрел, блаженный? Если нет, то погляди, на кого ты похож.
Коротышка подошел к трюмо, стоящему в комнате, и вгляделся в отражение. На него уставился неприятный человек с серым лицом и красными от лопнувших сосудов белками. Волосы торчали птичьим гнездом, мятая и грязная одежда висела мешком. Взгляд затравленный, уставший и сонный.
– Да, красавец, – тихо прошептал он и схватился за желудок, – тетя Варя, а поесть ничего не найдется? Я с обеда не ел. Умру сейчас от голода.
– Накорми их Варвара, еще неизвестно, сколько проговорим.
Пока мать Толяна накрывала на стол, возникла неловкая пауза. Все молчали, каждый о своем. Петр Макарович обдумывал новые вопросы, дружки прикидывали, как выйти сухими из сложившейся ситуации, а Кирилл редактировал то, что уже написал. Поели споро. Варвара разогрела картошку, оставшуюся с вечера, нарезала колбасу, поставила квашеную капусту и свежие огурцы, которые только еще пошли в теплице. Нехитрый деревенский ужин, вернее, ранний завтрак, голодные мужчины уничтожили за пять минут.
После чашки горячего чая Толян и Юрок заклевали носами. Смотрел сонно и участковый, который тоже не спал эту длинную ночь. Только Кирилл чувствовал себя бодро, он испытывал
– Ну, что, парни, продолжим допрос, – наконец, зевая во весь рот, проговорил Петр Макарович, – на чем мы остановились? Итак, у вас, дружочки, проблема с алиби. Вас в дачном поселке видела женщина. Она рассказала, что это было около 18-30, то есть на час раньше, чем вы только что озвучили. Вот и объясните мне, что вы в это время там делали?
– Не, дядя Петя, мы, получается, врем, а она нет. И как это она интересно узнала, что мы были там в это время? – окрысился опять Толян. Он лениво откинулся на стул и почесал волосатую грудь, выглядывавшую из отворота рубашки.
Кирилл замер. Он и раньше смотрел с восхищением на татуировку головы волка, а теперь надеялся увидеть на груди надпись уголовного авторитета, что-то типа: «Не забуду мать родную». Ему было невдомек, что, несмотря на все блатные замашки, позы, жесты и словечки, Толян никогда в тюрьме не сидел. Да и от братков держался подальше. Слишком независим и хитер был, чтобы прислуживать какому-нибудь пахану. Кроме того, верзила был еще и поразительно ленив, чтобы проворачивать дела самому. Его устраивала неспешная деревенская жизнь. Спи до обеда, мать накормит и напоит, а вечером пивка или водочки с Юрком примут и повеселятся. Красота!
– Эта девушка боялась начало сериала пропустить, а вы ее остановили. Точнее, вот этот бык, – участковый показал на Толяна,– приставать к ней начал.
– Ничего я не приставал, она корзину большую несла, вот я предложил подсобить. У нас теперь что, и за помощь в тюрьму сажают?
– Ты не ерничай! – прикрикнул Петр Макарович. – Девушка вам объяснила, что в корзине ничего нет и она сама ее отлично донесет, а ты все равно стал ручки у нее выхватывать. А когда девушка тебе их не отдала, ты стал ее обзывать коровой деревенской с титьками до пупа. Было такое? Признавайся!
– Ну, было. И что? Я же ее не бил, не насиловал, так, слегка поприкалывался. Дядя Петя, ну подумаешь, бабу языком зацепили! Ишь ты, фифа-недотрога! Причем тут грабеж? Мы с Надюхой над девкой этой пошутили и пошли дальше по своим делам.
– Во-во, девушка еще рассказывала, что Надежда юбку задрала и ей голый зад показала.
– Так мы с Юрком и говорим: Надька шальная была, никак остановиться не могла, если что-то делала.
– Ладно, с этой историей мы разобрались. Поехали дальше. Ваше алиби уже под сомнением, так как время не сходится на час.
– Ну вот, опять двадцать пять. Я же и говорю: мы на время не смотрели, а то, что Юрку спьяну показалось, я за это не отвечаю. Дальше мы вышли из поселка и стали место искать, где Юрка положить можно, уж очень тяжело его на себе нести. Надюха совсем не помогала. Все дурачилась рядом, юбку задирала и песенку напевала. Так и мелькала ее белая корма перед моими глазами, – здесь Толян разразился таким отборным матом, что все присутствующие замерли.
Кирилл перестал записывать. Он сидел с раскрытым ртом и, как промокашка чернила, впитывал грязь, которая срывалась с языка Толяна. Петр Макарович сердито посмотрел на практиканта и толкнул в бок, чтобы привести в чувство.