Не было бы счастья, да...
Шрифт:
Ее взгляд снова смягчился и не успел я опомниться, как кофе из моих рук переместилось на стол, а сама директорша вшивой конторки оседлала меня сверху. Платье при этом задралось до неприличия высоко, оголяя не только пышные бедра но и трусики.
— Думаю, Роман Андреевич, вам все же стоит подумать. На Дине ведь свет клином не сошелся.
Она нагнулась ближе, обдав своим дыханием шею. И через секунду жарким языком опалила мочку уха, слекга прикусив.
— Поверьте, я справлюсь не хуже.
Нужно
— Вам понравится, вот увидите, — слова вместе с дыханием осели прямо на моих губах.
Да что же это такое в конце концов! Не в бордель вроде зашел. Да и не звезда голливуда что бы на меня бросаться. Изголодалась видать. Я скинул навязчивую Майю с себя в два счета. Она ошарашенно уставилась на меня, не понимая, как ей посмели отказать. Неловко поправила юбку. И…сделала шаг в мою сторону. Вот это настырность.
— Стойте, где стоите! — рявкнул я, выставляя вперед ладонь. — Может вы не расслышали или неправильно поняли. Я здесь из-за Дины. И ни вы ни остальные не представляют для моей фирмы и меня лично абсолютно никакого интереса.
— Но… — попыталась вставить Майя.
— Ни каких но. Если ни чем помочь не можете, то спасибо за кофе и я пойду.
Она молчала. Значит не скажет. Что ж обойдусь без ее помощи.
— Всего доброго Майя Алексеевна.
Оказавшись на улице, даже обрадовался дождю. Хоть немного смоет следы прикосновений этой озабоченной дамочки.
Еще раз набрал номер Дины и в который раз за утро выслушал о том, что абонент не доступен.
По адресу указанному в договоре найма никого не оказалось и я понадеялся застать Дину на работе. Вот только не предполагал такого поворота событий. И Майя знала, где я мог бы отыскать ее, знала да решила смолчать. И вправду змея.
Из глубины души начинала снова подниматься злость на самого себя. Ведь все могло быть по другому. Абсолютно все. И мы бы сейчас оба были рядом, работая над проектом, а в свободное время… Что угодно в свободное время. Да я готов ползать с ней на любые вулканы, хоть к обезьянам в джунгли.
Дина мне нравится. Не так, как нравилась Алина. Все совсем по другому. И теперь, благодаря идиотскому характеру и поганому языку, я возможно никогда не узнаю, как все могло бы быть.
Даже если найду, она вполне имеет право указать на дверь и послать мою задницу к черту на кулички. И будет права.
14
Я знала дорогу как свои пять пальцев. И даже помнила, как выглядел бабушкин дом в деревне, до того, как его продали. Помнила запах свежескошенной травы и ароматный дедушкин мед.
Мы ездили туда еще несколько лет,
Мутная пелена от слез накатила вместе с подступившим комом в горле. И даже, сидевшая рядом мама, тихонько всхлипнула. Видимо и ее не обошли стороной щемящие душу воспоминания.
Признаться, честно предложение посетить могилы родных от нее самой сильно удивило. Казалось, в легкомысленной голове нет места сожалению.
Ведь даже на похороны родной матери она не прилетела. Списала все на занятость и долгий перелет. И тогда я сильно на нее разозлилась. Так сильно, что даже отец не мог пробиться через эту злобу не один месяц. Я просто не понимала, как так можно!
Вот и сейчас, этот ее всхлип удивил, вызвав скорее раздражение, чем сочувствие.
Проезжая мимо домов, я жадно всматривалась в лица встречавшихся нам людей, пыталась уловить изменения, заметить новые дома. И такие были, как и появились заброшенные. Покосившиеся, никому не нужные, с выбитыми окнами и пустотой внутри.
Именной такой, как они была я, когда мама решила оставить семью. Это потом я еще кое как смогла объяснить себе ее поступок, но тогда. Тогда было больно. И непонятно, и страшно. Страшно от того, что больше не увижу ее. Никогда. Увидела. Пусть только на каникулах.
А сейчас, сидя рядом, я ощущала лишь и холод, и отчужденность. И ругала себя за это. Ведь она моя мать. И я люблю ее.
Машина остановилась у небольшого кладбища на окраине деревни. Мы молча вышли. Я двинулась вперед, мама следом.
— Красивый памятник, — снова всхлипнула мама, по-детски вытирая нос ладошкой.
И в этом момент будто лавину прорвало. Я бросилась к ней, обхватила руками, прижалась крепко крепко и заплакала.
— Знаю, ты до сих пор не простила меня за все, — прошептала она мне в макушку. — Поверь я и сама себя не простила. Не вышло у меня быть хорошей дочерью и матерью.
Хотелось столько ей сказать, но слова застряли в горле, а слезы лились не переставая. Или так лучше? Зачем слова? Они всегда пусты. Можно наговорить все что угодно, а толку не будет.
И сейчас, разделяя с ней одно горе на двоих, чувствуя себя снова маленькой девочкой, я могла хоть на мгновение представить, что мама была рядом всегда.
Мы побыли еще немного, оставили цветы и поехали назад. Бабуля не одобрила бы долгие причитания.
— Кира хорошая? — спросила мама, когда мы отъехали.
Вроде бы обычный вопрос, который она не раз задавала, только сейчас он показался странным. Неуместным что ли в такой момент.
— Ты же знаешь, что да, — ответила осторожно я.