Не было бы счастья...

Дробкова Ирина

— А как ваша мама попала в этот поселок?

Павел в раздумье взглянул на меня.

— Это не очень веселая история, боюсь вас снова расстроить, — предупредил он.

Мне стало неловко, я почувствовала, что коснулась чего-то очень личного и не простого...

Выудив из песка гладкую, отшлифованную морем палочку, Павел повертел ее в руках и сказал:

— Мама попала сюда в конце сорок четвертого вместе с бабушкой. Здесь было что-то вроде пересыльного пункта — направляли на работу в Германию. Взрослых... — добавил он.

— А детей куда? — вырвалось

у меня.

— Кого куда. С родителями их редко оставляли. Но моим повезло, и вдвойне... Бабушку взяла к себе одна фермерская семья, а маму определили туда нянькой к двухлетнему сыну хозяев, хотя ей самой тогда было всего семь лет.

— После войны мама и бабушка остались здесь. Ехать им было некуда. — Павел помолчал. — Дом совсем маленький. У каждой семьи было по комнате, две на втором этаже и еще одна вместе с общей кухней на первом. Представляете, как мы ютились? Но жили дружно. Совсем другое время было, что-то ушло, и, я думаю, навсегда. Теперь люди уже не могут так жить... Хотя, может, и правильно...

Павел сидел вполоборота ко мне, глядя на море отсутствующим взглядом. Мне показалось, что сейчас он был там, в своем детстве. Что он видел, о чем думал, хотелось бы знать, но, наверно, это было очень личное — я бы никогда не посмела спросить...

— Поселок совсем опустел. Всего-то осталось четыре дома, в которых еще кто-то живет... — задумчиво, словно сам с собой, произнес Павел и снова замолчал.

Я услышала в его словах грусть и тоже молчала, не желая нарушать его мыслей.

— Все-таки странно... почему мы раньше не встретились? — услышала я его голос в то время, когда пыталась представить себе, каким могло быть его детство здесь, в этом доме, в этом месте, таком тихом и далеком от больших городов. Я не сразу вникла в смысл его слов. — Наши пути столько раз могли пересечься...

«Действительно странно», — подумала я, наконец уловив его мысль, но вслух ничего не сказала.

— Я же говорил: это судьба, — как будто вторя моим мыслям, весело продолжил Павел, от его недавней грусти не осталось и следа. — Видимо, ей пришлось предпринять последнюю отчаянную попытку, чтобы нас познакомить.

— Что вы имеете в виду? — рассеянно спросила я.

— Толкнуть вас под колеса моей машины. Тут уж не заметить было никак нельзя, — заключил он лукаво.

— Я рада, что вы обвиняете в этом судьбу... — решив обратить все в шутку, ответила я.

Павел рассмеялся.

— А как же на следующий день? — уловив мое желание свести на нет судьбоносное предзнаменование, спросил он, видимо решив окончательно припереть меня к стенке.

И тут я уже засомневалась, а шутит ли он?

— Вы хотите сказать, что ей и этого показалось мало, — скептически заметила я, — и потому она привела меня к вам на следующий день наниматься на работу?

— Конечно, — шутливо ответил он. — А как же, по-вашему, объяснить такое совпадение? Видите, как все логично выстраивается?

— Да, только не упускайте из виду, что эту логичность выстраиваете именно вы...

— Да ну... — протянул он. — А разве вы в судьбу не верите?

—

Скорее верю, чем нет, — подумав, ответила я, — но не в нашем случае. И еще мне не нравится, что вы все время надо мной посмеиваетесь.

— Ничуть, — с претензией на честность сказал Павел, но глаза его смеялись.

Кажется, он что-то еще собирался сказать, но я быстро спросила:

— Ваша мама до сих пор живет в этом доме?

— Да, большую часть времени, — легко меняя тему, ответил Павел. — Когда становится очень холодно, она перебирается ко мне. Но здесь ей нравится. Город ее утомляет, к тому же она с детства очень боится машин.

Павел внимательно посмотрел на меня.

— Судя по тому, как заметались ваши пальчики, вы еще о чем-то хотите спросить, — осторожно предположил он.

«Да хотела, но не могу решиться», — беззвучно ответила я. Взглянув на него и чуть поколебавшись, я все же спросила:

— А ваш отец?..

Мне даже не пришлось договаривать до конца — Павел тут же ответил:

— Мама воспитывала меня одна. Отец ушел от нас, когда мне был год. Я его не помню. — Павел немного помолчал. — Считается, что отец необходим, — продолжил он, — особенно в семье, где растет мальчик, не спорю, так и должно быть, но у меня особенный случай — у меня была мама, которая умела любить... — медленно произнес он, и мне стало понятно, что она для него значила.

— Она сильная и красивая женщина, красивая во всем, — продолжил он. — И если мой отец не смог оценить ее, то мне его только жаль. Других чувств я к нему никогда не испытывал.

Господи, сколько было тепла в его голосе, сколько любви, гордости... Я не ожидала, что своим дурацким вопросом, всколыхну в нем столь глубокие чувства. Мне надо было извиниться за свою бестактность, но не хватало смелости. Что ж, трусость — моя вторая натура. Я собиралась задать ему еще один вопрос, который не давал мне покоя, но теперь уже не могла решиться.

— Спрашивайте, спрашивайте, — подбодрил меня Павел, и на этот раз не понятно как прочитав мои мысли.

— Вы поэтому взяли меня на работу? Потому что пожалели? Потому что я тоже одна?..

— Нет, — коротко, но так твердо сказал он, что у меня сразу пропало желание расспрашивать его дальше.

Возникшую напряженность разрядила подбежавшая к нам Катя. Она с ходу обратилась к Павлу, даже не взглянув на меня.

— Дядя Паша, а ты построишь мне еще дворец? — спросила она, и личико ее при этом выражало крайнюю озабоченность.

— Еще один? Когда, сейчас? — переспросил слегка озадаченный Павел.

— Нет, если этот разломают, — объяснила Катя.

— Построю, конечно, но почему его должны разломать?

— Вдруг мы пойдем кушать, а кто-нибудь плохой придет и разломает его...

Мы с Павлом переглянулись. Но, похоже, его она не слишком озадачила.

— Знаешь, я об этом как-то не подумал, — так же серьезно, в тон ей, произнес он. — Давай договоримся, пока я буду здесь, я его покараулю, но уж если такое несчастье случится, мы с тобой построим другой, еще лучше этого. Идет?