Не царское дело
Шрифт:
— Не знаю. Впрочем, есть соображение. Вот смотри — все действия разворачиваются сразу после того, как умирает Вера Алексеевна. Я уверен, что именно ее завещание или что-то, с ней самой связанное, не дает покоя преступникам. После того как распутали дело с недвижимостью, стало очевидным, что есть еще другие силы, которые тоже вступили в игру. Им, похоже, не нужны квартиры в Нью-Йорке и Париже…
— А что же? Марки, драгоценности, рукописи, письма?
— Ты сама понимаешь, что никакие марки и письма не могут сравниться по стоимости с тем,
— Есть же дорогие марки, стоимостью несколько миллионов долларов?
— Марки ведь ты вчера искала и не нашла, так?
— Так.
— Ну и о чем здесь говорить? Это была версия Прудковского, она оказалась несостоятельной. Но, учитывая, с какой легкостью совершаются убийства, речь идет о чем-то более ценном. Драгоценности Веры Алексеевны не в счет — куча ювелиров смотрела их и никаких алмазов индийского раджи там не обнаружила. Сумма солидная, но не настолько, чтобы затевать столь кровавую игру.
Крутов ненадолго замолчал, что-то обдумывая. Потом негромко спросил:
— Скажи, ты уверена, что Вера Алексеевна не оставила тебе, или Зинаиде Сергеевне, или Даше каких-нибудь писем или записок?
— Про себя уверена, а про них не знаю, — пожала плечами Настя. — По крайней мере, они мне об этом не говорили. Да и не в характере Пчелки такие поступки. Она была прямым и довольно искренним человеком. Если ты подумал, что какую-то часть своего имущества она просто отдала кому-то из них, без всякого завещания…
— Я так не думал, да это было бы глупо — если бы вскрылось, то между вами могла начаться большая склока, ведь по завещанию все принадлежит тебе.
— Не стала бы я склочничать, — обиделась Настя.
— Это я так, для примера. Думаю, сама Вера Алексеевна так абсурдно не поступила бы. За эти дни я убедился, каким она была трезвым, практичным и здравомыслящим человеком. Таким образом, получается, что кроме завещания, которое нам зачитали, и письма, которое было адресовано тебе, никаких распорядительных бумаг и личных посланий Вера Алексеевна не оставила.
— Получается именно так.
— Скажи, когда ты разбирала ее архив, тебе точно не попадались какие-нибудь записки последнего времени? Думаю, если они есть, то адресованы тебе. Видимо, в какой-то момент она приняла решение сделать тебя главой клана, обеспечив реальные финансовые рычаги управления.
— Скажешь тоже, — рассмеялась Настя. — Финансовые рычаги! Просто не сложилось что-то с тетей Зиной и Дашей, вот и результат.
— Хотел бы я понять, что именно не сложилось… — задумчиво протянул Крутов.
— Ой, я совсем забыла — она ведь дневник вела. Я видела у нее целую стопку тетрадей. Только я до них пока не добралась. Может быть, там и впрямь что-то полезное найдется?
— Глянуть можно. Но мне кажется, если она хотела сказать тебе что-то важное, то сделала бы это в более доступном формате — например, в том же самом письме.
— Не очень понимаю, что ты имеешь в виду. По-моему, все ее распоряжения, пожелания и просьбы вполне очевидны. И я постараюсь их выполнить. Она была не против того, чтобы я сделала подарок тете Зине и Даше, вот я с ними и поделюсь. Они хоть и артачатся, но, думаю, мне удастся их уговорить. Тебя я уже нашла, и машины — твои. Быть хорошим и порядочным человеком очень постараюсь. Единственное, что я пока не сделала, — не перечитала книжку про пчелку Веру.
— Какую книжку? — рассеянно переспросил Крутов, думая о чем-то своем.
— Сказка такая детская, про похождения пчелы по имени Вера. Откуда, ты думаешь, у прабабушки такое прозвище? Я придумала, из-за этой книжки. Мы очень любили ее читать вдвоем, когда я была маленькая.
— И об этой книжке она упоминает в своем прощальном письме? — оживился Крутов.
— Да, в самом конце уже. Просит, чтобы я ее перечитала.
— Почему она вдруг вспомнила про эту книжку?
— Объяснила, что это сентиментальные воспоминания. Они согревали ей душу.
— Настя, мне нужно прочитать ее послание, — с требовательной ноткой в голосе заявил Александр. — Все целиком.
— Ну, хорошо, я не против. Только там есть кое-что про тетю Зину и Дашу…
— Я буду нем, как могила, — нетерпеливо перебил ее Крутов.
— Но зачем тебе это? Я же все-все тебе пересказала, хотя и своими словами.
— Говорю же — нужно. Оно дома?
— Нет, в банковской ячейке.
— А книжка про пчелку Веру? Тоже в банке?
— Она в тумбочке, что возле Пчелкиной кровати, — окончательно растерялась Настя. — По крайней мере, так она написала. Но в тумбочку я еще не заглядывала. Ты что, тоже хочешь почитать?
— Может, не почитать, но пролистать обязательно. А теперь поехали. Сначала в банк, а уже оттуда — домой, к тумбочке. Посмотрим, что за книжка такая — познакомимся с твоим литературным вкусом.
— Анастасия, ты — балда, — радостно возвестил Крутов и легонько стукнул ее по голове маленькой картонной книжечкой. — Ведь это самая настоящая шифровка. Точнее, ребус, который Вера Алексеевна пригласила тебя отгадать на досуге.
— Что ты выдумываешь, какой еще ребус? — недоуменно спросила Настя. — Зачем Пчелке нужно было усложнять все до такой степени? Она и так с завещанием намудрила. И письмо передала как бы «по секрету» — о нем только Силина и знала. А тут ребус какой-то!
— Ты недооцениваешь свою прабабушку. Я думаю, что как раз наоборот — здесь все очень непросто. Думаю, прожив долгую и насыщенную событиями жизнь, она стала не только мудрой, но предусмотрительной и очень осторожной. Она твердо знала, чего хочет — передать тебе какое-то очень важное сообщение. Но как на сто процентов быть уверенной, что нужная информация попадет к тебе, и только к тебе? И тогда она решила ее зашифровать. Но так, чтобы одной тебе было понятно, как с этой шифровкой справиться. Я почти уверен — если нам удастся понять это послание, — все мгновенно встанет на свои места.