Не целуйтесь с незнакомцем
Шрифт:
– О Таршине?
– Вот-вот. Когда будешь снимать, постарайся, чтобы на море был штиль. Представление молодежи о Мальте сформировано, наверное, кадрами встречи Буша и Горбачева.
Джанна покачала головой.
– Тогда на Мальту налетел «кслокк». Волнение на море, пена! Встречу в верхах в шутку назвали «Соленым саммитом». Да, погодка тогда и впрямь подвела. Но не так страшен черт, как его малюют.
Ник скривился, пряча улыбку. Она, спохватившись, замолчала. Ситуацию спас официант, притащивший поднос с напитками.
Под вечер следующего дня Джанна поехала
Почему именно Лайм-Реджис? Для человека, впервые оказавшегося в Англии, те места не фигурировали в списке основных достопримечательностей. Впрочем, Ник Дженсен – незаурядная личность; напряженные размышления о нем не приблизят ее к разгадке, что он представляет собой на самом деле. Сейчас у нее была задача понасущнее – встреча с художницей-медиумом.
Перед домом, похожим на своих соседей слева и справа, радовали глаз ухоженные цветы. Джанна думала, что увидит указатель – предположим, ладонь с подписью: «Художница-медиум», однако перед ней был просто типичный для сельской Англии коттедж. Она поднялась по ступенькам, стараясь не разбудить дремлющую на солнце рыжую кошку.
На стук Джанны дверь немедленно отворилась. В проеме стояла женщина шестидесяти с лишним лет. Когда-то она была блондинкой, но теперь почти совсем поседела. На гостью взирали приветливые зеленые глаза, почти такие же, как у тети Пиф, только темнее.
– Вы, наверное, Джанна, знакомая Джерри, – сказала хозяйка дома, вытирая руки о желтый льняной фартук.
– Да. – Джанна старалась скрыть разочарование: она по меньшей мере ожидала встречи с колдуньей в тюрбане и цветастом платье. – Миссис Хогел?
– Называйте меня Лорел. – Она провела посетительницу в мастерскую. – Присаживайтесь. Сейчас я принесу чаю.
Джанна опустилась в кресло с подголовником, обитое выгоревшим ситцем, и оглядела помещение. На стенах красовались выполненные мелом портреты, не оставлявшие сомнений в том, что хозяйка дома – исключительно одаренная художница. Однако скептицизм Джанны не стал от этого меньше. Как можно написать портрет совершенно незнакомого человека, руководствуясь рассказами о его привычках?
Лорел вернулась с чайником и печеньем.
– Какой чай вы предпочитаете?
Покончив с формальностями, Джанна сказала:
– Джерри не сказал мне, каковы ваши цены...
– Дорогая, я не беру плату. Я просто стараюсь помочь, если могу. Счастливое лицо – вот мой гонорар. – Она села на высокий табурет перед мольбертом. – Расскажите мне о своем друге.
– Речь идет о друге моей тети... – Джанна принялась излагать историю Йена и Пифани, оставляя за скобками самое личное.
Лорел внимательно слушала, то и дело кивая и отхлебывая чай. Минуло полчаса, а она так и не прикоснулась к своим цветным мелкам.
– Вы что-нибудь почувствовали? Или все бесполезно? Поскольку я не знала его лично, то мне, наверное, не удалось передать главное.
– Напротив,
– Йен получил очень приблизительное образование – в предвоенном Глазго...
– Дело не в образовании, а в чем-то другом. Была особая причина, по которой ему было трудно читать, несмотря на его сообразительность. Но главной проблемой была его мать. Она бросила сына.
У Джанны сжалось сердце – знакомое чувство. Ее тоже бросили. Хотя так говорить несправедливо: у нее были тетя Пиф, Одри, Уоррен. И Шадоу. Реджинальд Атертон никогда ее не любил, но это не могло сравниться с невзгодами Йена. Хватит жалеть себя!
– Йену было хорошо в Лондоне, где он не вспоминал о матери. Но самое большое счастье ждало его на Мальте, несмотря на бомбы. Там он нашел то, что всегда искал, – любовь. – Лорел взяла мелок и принялась рисовать. – Он называл свою возлюбленную Ас и любил ее всем сердцем. Это была любовь на все времена.
«Ас»! «Любовь на все времена»! Эти слова потрясли Джанну, как порыв ледяного ветра с Северного моря. Она преднамеренно не упомянула ни прозвища, которым наградил Йен тетю Пиф, ни последней строки из его записки, считая эти детали сугубо личными. Теперь ее покинули последние сомнения.
Джанна ждала, пока Лорел закончит свой яростный набросок. Когда любопытство пересилило и Джанна привстала, Лорел нахмурилась, и Джанна снова села. Она боялась помешать сосредоточенности художницы. Оставалось сидеть, сверля взглядом обратную сторону мольберта. Иногда Лорел прерывалась и озирала свое произведение, близоруко моргая.
– Он обещал вернуться, – пискнула Джанна.
Лорел подняла на нее глаза, ее рука застыла в воздухе.
– Он бы выполнил обещание, дорогая. Он бы вернулся, если бы не пуля убийцы.
– Кто его убил? – сдавленно крикнула Джанна. Она не говорила Лорел о смерти Йена. Зачем искушать судьбу? У нее еще теплилась надежда, что Йен жив.
Лорел отложила мел.
– Я должна была догадаться, что вы этого не знаете.
– Вы уверены, что Йен Макшейн мертв?
– Да. Некто – мужчина, чье лицо я не могу разглядеть, ибо его закрывает тень, – выстрелил ему вот сюда. – Лорел указала на свою голову, чуть повыше левого уха.
14
Саут-стрит! Что за болван забраковал отличное название улицы – Страда дель Палаццо – и умудрился столь неудачно сменить его. Совершенно непостижимо. Тони размышлял на эту тему, стоя на балконе своего офиса и глядя на выложенную булыжником улицу, застроенную великолепными зданиями. Зенитом его карьеры было возведение билдинга для «Бредфорд энтер-прайсиз» на этой улице, где сосредоточился почти весь мальтийский бизнес. Многие жители острова, в числе которых была и Пифани Кранделл, оплакивали утрату «Оберж де Франс», былого прибежища французских рыцарей, однако Тони полагал, что нацисты сделали благое дело, не пожалев бомб. Его билдинг, имевший мало общего со средневековьем, оставил далеко позади ту древнюю развалюху.