(не)Чужая жена
Шрифт:
На верхушечки груди, приподнятые бюстгалтером-бра, прозрачные, с аккуратными вырезами, прямо над сосками, так, чтобы видно было ареолу.
На живот, пусть не идеальный, как у моделей, не рельефный, но красивый, плоский, с аккуратным пупком.
И туда, ниже, на лобок, где перекрещиваются кружевные ленты, видна розовая кожа и самый краешек половых губ – так задумано, чтобы ТАМ выглядело так же, как грудь в декольте.
В магазине меня уверяли, что это очень сексуально.
А
Нет, для меня, в общем, наоборот, было лучше.
Я не любила секс. Мне не всегда было приятно то, что делал Антон. Мне нравились поцелуи, нравилось, когда он ласкал мою грудь – особенно в начале отношений, после свадьбы. Но сам процесс проникновения…
Я часто испытывала боль и дискомфорт.
И никогда не испытывала оргазм. Совсем. Никак. Я вообще думала, что…
В общем, была уверена, что женщины, скорее, притворяются, когда говорят, что им нравится секс. Им просто хотелось, чтобы мужчины оставались с ними, те мужчины, которые нравятся, которые могут обеспечить комфорт в жизни, статус. А удовольствие… удовольствие приносит общение, поцелуи, время, проведенное вместе, дети…
Какое удовольствие может принести процесс, когда один человек засовывает в другого посторонний предмет и с силой его туда вгоняет?
Я была бы очень рада, если бы секс состоял только из поцелуев и прикосновений. А само проникновение занимало бы – ну, раз уж мужчинам так надо! – минуту, ну две…
Ну, собственно, в последнее время с Антоном так и было. Редко. Быстро. И без всяких ласк и поцелуев.
Он рассказывал, что у него на работе проблемы, что горит контракт, что поставщики и контрагенты подставляют, что конкуренты очень сильно «прогибают».
Я верила. И жалела его. И мне, в общем, было даже лучше вот так. Хотя единственное, что доставляло радость, это небольшая прелюдия.
Но я ведь понимала, что мужу плохо? И мне хотелось сделать хорошо.
Поэтому я и поехала в этот магазин элитного белья. Мне про него Ленка рассказывала.
Ленка, которая, видимо, и утешала моего мужа так хорошо, что ему и не нужны были мои жалкие потуги.
– Ты не замерзла? – его хриплый голос выводит из транса.
Понимаю, что погрузилась в воспоминания и так и стою перед Корсаковым.
Почти голая.
В красивом белье.
Меня действительно трясет. И не только от холода. От всего.
А он…
Опускает голову, чуть качая ею.
Потом… делает шаг ко мне, срывая полотенце, укрывая меня им.
Я понимаю, что он хочет отстраниться, выйти, дать мне, наконец, принять душ, но…
Но он делает совсем другое…
***
Прижимает к стене, накрывает губы своими, не целует – сначала словно просто трет своим ртом мои губы.
Словно навязывает мне свои правила игры. Говорит, что теперь все будет так, как он сказал.
Я с ходу это понимаю.
Вообще, нам, наверное, потому и было так комфортно работать вместе – я всегда интуитивно чувствовала, что ему нужно.
Когда нужно заранее все подготовить, четко разложить по полочкам. Быть собранной, строгой, внимательной, выполнять по щелчку пальцев все просьбы. Когда нужно просто быть рядом, помогать. Когда нужно дружелюбие и участие.
А иногда – когда нужно слегка расслабиться и накосячить, чтобы ему было к чему прицепиться и выпустить пар. Не наорать – нет! Просто дать ему понять, что я не идеальная, чтобы он успокоился.
Удивительно, что я вспоминаю об этом теперь!
Когда он прижимает мое дрожащее тело к ледяному кафелю и трет мои губы своими.
А потом он делает это.
Открывает свой влажный рот, накрывая меня сумасшедшим поцелуем.
Вот теперь по-настоящему. Влажно и жарко. И мучительно приятно. Так, что забываешь обо всем. О ночи, похожей на эпизоды триллера, о проблемах, о головной боли, о стыде, о холодной плитке за спиной.
Я перетекаю в него по капле. Он словно выпивает меня.
Поглощает.
С изысканностью гурмана.
У меня стоит шум в ушах. Вернее, кажется, что я слышу прибой, грохот моря так близко. Как будто руку протянуть, и там будут соленые брызги.
И мне жарко, словно я под обжигающими лучами южного солнца.
И даже за спиной уже не морозильная камера стены.
Его язык такой аккуратный, внимательный, исследует глубины моего рта, подробно, словно у него есть карта. Он облизывает мой язык, проводит по нему сначала острым кончиком, потом расслабленно, всей поверхностью.
И я чувствую… то, что я всегда чувствую при поцелуях, и никогда, когда дело доходит до другого.
Я влажная там. Я возбуждена.
Мне сладко.
Мне хорошо.
Я схожу с ума.
Правильно, наверное, Антон сказал, по мне «психушка» плачет.
Я сошла с ума этим вечером. Окончательно и бесповоротно.
Или это уже не я?
Вот эта девушка в почти непотребном нижнем белье, которая прижимается к чужому мужчине, сильно возбужденному чужому мужчине, и стонет прямо ему в рот?