Не чужие дети
Шрифт:
– Именно, что хватит, – процедила, глядя в его заплывшее лицо. – Посмотри на себя, Тош! Мы два месяца не виделись, а ты себя превратил… Я даже не знаю, как это назвать! Что происходит?!
Желваки заходили снова.
– Не у тебя одной бывают проблемы.
–
Он молчал, изо всех сил стискивая челюсти. Молоко начинало греться, кухня наполнялась мягким запахом наших уже начавших стираться из памяти совместных завтраков. Найдя остатки кофе, я попыталась включить кофемашину. Только включаться она не захотела. Судя по высохшим подтёкам, за всё это время никто и не подумал почистить её.
Тишина угнетала. Я чувствовала присутствие Антона, его направленный на меня взгляд и старалась не обращать на это внимания. Вычистила засохший кофе, засыпала в закипевшее молоко хлопья овсянки и только после этого повернулась к бывшему мужу. Он сидел на диване и действительно смотрел на меня.
– Послушай, Антон, – со вздохом начала я, – я всё понимаю. Но у меня тоже не лучшие времена. Если у тебя проблемы на работе, обратись к отцу. Уверена, он поможет тебе. Я хотела…
– Не поможет, – вдруг сказал он резко.
Взгляд стал больным. Антон качнул головой, а у меня внутри всё так и оборвалось. Во рту пересохло, в душе поселилось нехорошее предчувствие.
– У меня нет денег на ипотеку, Еся. И отца больше нет.
Антон замолчал. Я тоже стояла, не зная, что сказать. Что вообще говорить в таких случаях?! Если бы сама не похоронила родителей и сестру, отделалась бы соболезнованиями. Только не нужны они, эти соболезнования. Нет в них ничего, кроме бессмысленных букв.
– Они с матерью давно хотели слетать в Австралию. Океан, все дела… Слетали. Матери стало плохо в воде, отец попытался её вытащить, – он с шумом втянул носом воздух, а я дышала через силу и слёзы.
Кофемашина затихла, каша начинала побулькивать, и надо было помешать её. Но я не могла даже поднять руку.
– Несколько дней врачи пытались откачать отца. Страховка толком ничего не покрыла, я отдал всё, что у меня было отложено. Но ни черта не вышло. Ни черта, Еся. Три дня назад батьку отключили от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Смерть мозга.
– А мама? – почти шёпотом спросила я.
Он отрицательно мотнул головой, и воздух совсем кончился.
– То есть она тоже…
Антон не ответил. По его глазам всё было и так понятно. Каша начала шипеть, и я на автомате взяла ложку. Помешала. Скатившаяся слезинка упала в овсянку, потом ещё одна. Я добавила ванильный сахар. Так всегда готовила моя мама. Антону нравилось, а мне… мне нравились праздничные блинчики его мамы. С маслом и икрой. И ещё с яблоками и шоколадом. У Антона с детства было всё – достаток, родители, перспективы. А теперь…
Конец ознакомительного фрагмента.