Не чужие
Шрифт:
Шанс мирно поговорить был упущен окончательно.
— Все очень непросто… Мы… Так получилось, что он кое-что неправильно понял.
— Он не понял, что ты его любишь? — густая правая бровь взметнулась вверх. — Мне при встрече твой Громов дебилом не показался. Или я нюх потерял?
— Он не дебил. Это точно.
— Тогда в чем дело?
— Один
На лице отца не дрогнул ни один мускул.
— Какая-то скотина подставила мою девочку. Твой олух Громов тебе не поверил, и из-за этого ты уже вторую неделю сама не своя. Я все правильно сказал? Нигде не напутал?
Я нервно сглотнула.
— Да.
— Ясно, — все так же без эмоций папа взял со стола свой исписанный блокнот и ручку. — Имя? Где живет? Что сказал?
— Нет, пап, — я соскочила с места и бросилась отбирать блокнот. — Пожалуйста. Делать ничего не нужно. Прошу.
— Мою малышку обидели. Ты всерьез считаешь, что я спущу это с рук? — в любимом голосе прорезался сдерживаемый все это время гнев.
— Пап, не нужно, правда, — я вспомнила Сашу таким, каким видела последний раз. Истинную суть, а не личину, в которую верила до этого. — Это очень опасный человек. Он ни перед чем не остановится.
— Так что ты предлагаешь? Забыть? Смириться с тем, что моей девочке плохо. Или подождем, пока твой Громов сам одумается и разберется?
— Я… Я не знаю. — Надежда, что Макс успокоится и захочет разобраться, еще тешила меня первую неделю, но она давно закончилась, как и лимит ожидания.
— Уточни, милая, чего не знаешь?
Папа заботливо стер с моей щеки слезу. Первую. Сама не заметила, как начала плакать. С возвращения из Питера держалась, а теперь прежнее отчаяние снова грозило прорваться соленым водопадом.
— Детка, все настолько далеко зашло? Ты уже не веришь в него?
Казалось, еще вчера я клялась Варе, что верю. Это было так естественно. За несколько месяцев рядом, за несколько лет в прошлом Макс приучил меня верить. Не считая сидящего рядом со мной отца, он был единственным мужчиной, который всегда приходил на помощь и чувствовал, когда мне плохо. В детстве — с показным равнодушием, будто это была его работа и не более. Сейчас — со страстью, с любовью, как мне казалось.
— Я хочу верить. Даже не представляешь, как сильно хочу. Но столько времени прошло… — я закрыла лицо ладонями.
Большие сильные руки обняли меня и усадили на колени. Совсем как восемь
— Тогда давай дадим ему еще немного времени, — папа погладил меня по голове. — А если не исправится, я начиню солью свою винтовку, и все эти мужики, которые заставили тебя плакать, получат по заслугам?
— Солью? — несмотря на слезы, губы растянулись в улыбку.
— Первый выстрел точно будет солью. Должны же они немного помучится. Вначале.
— А второй?
— Второй… — папа хмыкнул. — Это будет зависеть о того, как долго кое-кто будет мучить мою девочку ожиданием.
На секунду представив, как папа встречает у порога Макса с ружьем наперевес, я улыбнулась еще шире.
— Обещай, что ты его не убьешь? — я прижала голову к папиной груди.
— А ты обещай, что больше не будешь плакать.
— Обещаю.
— Умница. А что ты еще будешь делать? — папа наклонился и заглянул мне в глаза.
— Ждать.
— Правильно. Мы, мужики, иногда бываем редкими тугодумами. Но ты жди недолго.
— Недолго, — как болванчик повторила я.
Больше ничего папа не сказал. Все так же как в детстве он гладил меня по голове, легонько покачивал, и от этих простых действий на сердце разливалось тепло.
Папа верил в Макса. По какой-то только ему ведомой причине, будто знал о нем больше, чем я. Вместе с ним захотелось верить мне. Снова поставить на паузу свою тоску, отключить все чувства и спокойно зачеркивать дни на календаре. Столько, сколько смогу. Может пару дней, а может неделю.
Тот, кто придумал, что мысли материализуются, придумал это неспроста. Ночью и днем я снова опять стала думать о Максе. Представлять, как увижу его, обниму и признаюсь, что сильно скучала.
Как ни странно, со второй попытки мои фантазии получались еще более реалистичными. Они были будто предвидение. Без лишних постановочных эмоций, но такие пронзительные, что дух захватывало.
Я чувствовала, что осталось подождать совсем немного. Это сложно было объяснить. И уже скоро неожиданный звонок в дверь подтвердил, что предчувствие не было ложным.
Ни матери, ни отца не было дома. Я только вернулась с работы и даже еще не успела переодеться.