Не делай этого
Шрифт:
– Что вы себе позволяете?
– женщина в ужасе воззрилась на распоясавшегося гостя.
– На вашем месте я бы замолчал, миссис Харрис, - голос Вудворта звучал хрипло и гневно, - и послушал меня. Сегодня вечером я сделал предложение вашей сестре! Видит Бог, как тяжело мне дался этот шаг, но я хотел, чтобы леди Элизабет была счастлива.... Наверное, один во всем этом доме! Однако ваш брат меня разве что не высмеял, объяснив, что мои чувства ничто по сравнению с деньгами Мэтлока! А почему бы мне не сделать сообразно моим представлениям о счастливом будущем вашей сестры?
– Я вас не понимаю!
–
– Объясню, - сухо рассмеялся этот невозможный человек.
– Вы решили, что можете вмешиваться в чужие людские судьбы, а я вот завтра же попрошу руки у самой леди Элизабет! И знаете, что будет дальше? Она никогда не даст согласия на брак с Мэтлоком!
Привыкшая контролировать своё окружение Мэри никогда ещё не оказывалась в столь странной и одновременно скандальной ситуации.
Ночь. Все спят, а она наедине с пьяным молодчиком, да ещё в его спальне! Такое не могло присниться миссис Харрис даже в кошмарном сне.
Вудворт выделялся черной тенью на фоне белой двери, словно посланец тьмы, призванный навсегда загубить дом Кларенсов, лишив их последнего шанса выбраться из беспросветной нищеты. И от него буквально волнами исходила неизвестная опасность, заставившая женщину попятиться вглубь комнаты.
– Что вы от меня хотите?
– глухо спросила она, инстинктивно сжимая платок на своей груди.
– А разве вам нечего предложить в обмен за молчание?
Мэри растерялась. Какой ещё обмен? Похоже, Вудворт настолько пьян, что в его словах бесполезно искать смысл.
– Не знаю, что вам от меня нужно... Может, обсудим это завтра?
– она постаралась, чтобы её голос звучал спокойно.
– А сейчас - отойдите от двери! Джентльмен не должен удерживать замужнюю женщину в своей комнате, да ещё в столь поздний час.
Но Вудворт вместо того, чтобы подчиниться, неожиданно рассмеялся.
– А вы всегда настолько в себе уверены? Считаете вправе распоряжаться жизнью сестры, Мэтлока, моей? Ну уж если вы возомнили себя Мойрой, и прячете в вашей корзинке нити судьбы всех замешанных в этой истории... сотворите волшебство - заставьте меня остановиться!
С этими словами мужчина сдвинулся с места и угрожающе пошёл прямо на неё.
– Вы пьяны!
– Мэри пятилась от дебошира до тех пор пока не уткнулась в подоконник.
– Конечно, трезвый я бы на это не отважился, - не стал отказываться Вудворт, оказавшись в непосредственной близости от неё.
– Никогда бы не отважился сказать, что вы надменная, эгоистичная, самовлюбленная и самая... красивая женщина изо всех виденных мною!
Он стоял настолько близко, что впавшая в панику Мэри чувствовала исходящий от него опасный жар, удушающий запах бренди и табака, но в ещё большее смятение её ввергали его слова:
– Но разве вы хотя бы раз остановили на мне взгляд ваших прекрасных глаз? Нет, всегда проходили мимо, в презрительной холодности сразу же определив, что я не достоин ни вашего внимания, ни вашей сестры! Но сейчас мы одни, и я заставлю вас посмотреть на себя!
И он, ухватив женщину за подбородок, резким движением задрал её лицо и заглянул в растерянные глаза. Сердце Мэри тошнотворно сжалось. Конечно, смутно она всегда отмечала, что сэр Генри - весьма привлекательный молодой человек, но он действительно мало её интересовал.
– Отпустите!
– миссис Харрис с силой уперлась руками в грудь соблазнителя.
– Прошу вас!
Мэри твердо усвоила с малолетства, что мужчины - всего лишь звери, которые ради похоти пойдут на всё, даже на клятвопреступление. Вряд ли Вудворт был исключением. Он слишком красив для того, чтобы в нем осталась хоть капля порядочности! Она пропала! И все же стоило рискнуть...
– Я позову на помощь!
– Уверен, что вы этого не сделаете, миссис Харрис! Вы для этого слишком умны.
Жизнь Мэри когда-то раскололась на две части. Первая была счастливой: с папой и мамой, которые баловали единственную дочь; с уверенностью, что весь мир состоит из любви и тепла. А потом пришла очередь второй: рождение братьев, смерть матери - тогда-то девочка и узнала, что у отца, оказывается, есть другая семья! И самое главное: и она, и её новорожденные братики в одночасье стали незаконнорожденными, о чем Мэри сразу же постарались сообщить язвительные злопыхательницы. И во всем виноват был только виконт Кларенс - отец, которого она когда-то обожала, а потом стойко и непоколебимо ненавидела. Ненавидела настолько, что это чувство перекинулось на всех особей противоположного пола.
Когда пришла пора выбирать себе мужа, Мэри подошла к этому вопросу совершенно с других позиций, чем её сверстницы. Она не представляла собой завидную невесту: бесприданница, незаконнорожденная девица, живущая в доме леди Кларенс только из милости. Однако с её умом и красотой, юная барышня, наверное, смогла бы найти молодого человека по сердцу.
Однако Мэри выбирала не любимого мужчину, а спутника жизни с твердыми моральными принципами - джентльмена по характеру совсем не похожего на её разнузданного отца.
Местный викарий был человеком пришлым. Прошлое этого джентльмена было известно только мистеру Хошему, который продал ему место викария и хлопотал в Генеральном Синоде о назначении мистера Харриса пастырем в принадлежащий ему приход.
Слухи об обеспеченности преподобного, а также волевое и довольно привлекательное лицо много повидавшего человека поначалу взбудоражили всех потенциальных невест в окрестностях Хошема. И когда высокая и подтянутая фигура викария появлялась на местных сборищах, среди юных девиц происходило немалое волнение. Однако вскоре выяснилось, что преподобный Харрис отнюдь не снисходительный пастырь, который всегда готов с пониманием отнестись к чужим грехам. Он был не просто строг, а отличался воистину жесткой нетерпимостью к любым проявлениям человеческих слабостей. Казалось, викарий обличал грехи своей паствы даже задолго до того, как они были совершены. К тому же Харрис был умен, бескомпромиссен и весьма хорошо образован. А это опасная помесь: мало найдется отчаянных девиц, готовых связать свою жизнь с мужским воплощением беспощадной Немезиды. Местные барышни разочарованно отступили, сообразив, что им такой крепкий орешек не по зубам да и не по вкусу.