(Не) детские сказки: Жар-птица
Шрифт:
На месте его восседал другой, полностью противоположный, темный, всклокоченный, безбородый, только с щетиною невнятной и взглядом недобрым.
– Говори, куда он сбежал!? – требовал новый царь, посохом царским по полу ударив.
– Не знаю я, - всхлипнул мальчик и нос мокрый рукавом утер. – Я только Булата упустил. Завозился у ворот, а он сам из конюшни и выбежал. Клянусь!
Мальчик снова всхлипнул. Голову опустил виновато. Сам дрожит, а в сердце отвага клокочет. С ноги на ногу переминается, чтобы боль в поротом
– Не ври мне, Егорка, а то шамана заморского позову, он тебя проклянет! И не доживешь ты до рассвета, - пригрозил страшный царь, бездушный, пустой человек, от которого у Огнеи все внутри сжималось от ужаса, а мальчик бояться не стал. Поднял голову, посмотрел на царя, но голову тут же склонил благоразумно и руки сцепил, словно покорный слуга.
– Простите меня, царь. Не знаю я ничего более. Виновен перед вами, что коня упустил, каюсь сердечно, но больше ничего мне неведомо.
– Хочешь сказать, и дружбу с братом моим ты не водишь?
– Как можно, царь? Кто Добромир, а кто я? Он добр ко мне был всегда, но какой же я ему дружка? Так, мальчишка без роду и делу.
– И скажешь, назад ты его не ждешь?! – негодовал царь.
– Жду, - смело отвечал мальчик, головы не поднимая. – Он обещал меня на охоту взять, соболей стрелять вам на шубу новую. Это уметь надо. Это дело ладное. В будущем очень мне сгодится.
Вздохнул царь, за голову схватился, а потом отмахнулся устало.
– Поди вон, пока не передумал да не велел тебя кнутом по хребту отходить, так чтобы переломился!
Мальчик не ответил, поклонился и быстро отступил, выскочил за дверь, а там выпрямился, фыркнул зло как конь ретивый и двери язык показал.
– Не шали, - сказал ему стражник, легонько по уху шлепнув для науки.
Не хотел он, чтобы гнев царский на мальчишку обрушился, а Егорка все понимал, тер ухо, которое даже не покраснело от шлепка, дулся, но плелся домой. К розгам он давно привык и знал, что Марья полечит да вкусными пирогами откормит, а когда Добромир вернется и все на круги своя станет, будет ему награда за все.
– Добромир, - задумчиво повторила Огнея, сама не понимая, откуда имя то в эмоциях ребенка смогла найти.
Только произнесла, а картина на блюдце от мальчишки-то отъехала, помчалась по коридору, между залов проскочила и слетела в светлую спальню, пустую, явно брошенную.
Полог кровати был закрыт, на столе в пыли лежали книги. В чернильнице паук поселился, паутину сплел и притих где-то в брошенном на столе пере.
В комнате этой неприбранной и то светлее было, чем в царской зале.
– Его комната, что ли? – спросила Огнея и вздрогнула. Пламя на огарке свечи вдруг вспыхнуло, заискрилось, осветило всю спальню царевича Добромира и быстро угасло, волнение в груди у Огнеи распаляя.
– Уг-ш-гу, - насмешливо выдала Снежа, крепче в жердь свою вцепившись.
– Поняла я. Все я поняла, - пробормотала Огнея, спешно блюдце пряча и с печи слезая, чтобы пояс подобрать да нить распутать.
Кого спасать и от чего - она не знала, но чувствовала теперь очень ясно, что бредет по лесу зло за добром по пятам и никто его не учует кроме сердца ее, потому что так то зло сотворено, от всего оно скрыто, кроме связи вечной – связи, судьбой предначертанной. Все как в книге, которой она давно не верила.
Глава шестая, в которой живет истинный ужас
День в лесу был ясный, но чем дальше в лес уходила черная дорога, вокруг нити ложившаяся, тем больше Булат упрямился. Станет на тропе, бьет копытом, фыркает, дальше идти не хочет, топчется на месте и все тут.
Добромир его не гнал, не бил сапогами по бокам, погладит по шее, вздохнет тяжело и скажет:
– Я тоже идти туда не хочу, еще и перстень этот, будь он неладен, но надо, Булат. Ты же не оставишь меня одного на этой тропе?
Булат фыркал недовольно, воздух бодал ушами, но снова делал шаг, потом даже переходил на галоп.
Когда клубок уменьшился вдвое, и дорога свернула в густой, совсем потемневший лес, где энергия темная сгущалась так, что перстень хотелось сбросить, в стороне вдруг замерцал огонек. Как завороженный Добромир на него засмотрелся, сон свой вспоминая. Хотелось свернуть ему с пути, броситься вперед к огню этому, но разум говорил, что нельзя с пути сворачивать. Клубок Ягарин тогда свернется и укатится прочь, а без него дорогу к Кащеятусу не найти.
«А если она там? Если это жар-птица?» - спрашивал он себя и головой качал от негодования.
«Какая птица? Да если бы она в этих краях бывала, Ягара бы точно о ней знала. Ее это лес, а горы - Кащеевы, не может здесь птицы быть», - отвечал он себе.
Булат делал еще шаг и, чувствуя его сомнения, останавливался, фыркал вопросительно и тут же сомнения обуревали Добромира вновь.
Он озирался. Ну точно пламя где-то там в лесу на поляне!
«Охотники это привал устроили», - говорил он сам себе, а рука во сне обожженная снова болеть начинала.
Клубок почуял заминку, назад вернулся, взвизгнул гневно, на дороге прыгая, точно сам сейчас в чернь какую обратится и на него накинется.
– Иду, - обреченно сказал Добромир и, дернув поводья, позволил Булату сделать шаг, только все равно озирался на мерцающий далекий огонек, не представляя даже, как для него с этим перстнем душа самой магии искрится.
Вздыхал и шел во тьму густую как туман. Пару шагов во мрак и стук копыт зазвенел эхом. Не тропа под Булатом оказалась, но каменная дорога кривая, древняя с колоннами, разбитыми меж сухих деревьев.