Не доверяй мне секреты

Корбин Джулия

Как какое? Для меня подробности – это все. Они – фундамент, на котором я построила всю свою жизнь. Может быть, этот браслет ничего не означает, может, у Моники будет разумное и правдоподобное объяснение, как он у нее оказался, но я не упущу возможности точно узнать про это. Анжелин говорила, что прошлое не имеет значения, но я веду постоянную борьбу со своим прошлым, а тут появился шанс наконец прояснить его. И я не упущу этот шанс. Даже ради Юана.

Паркую машину, делаю глубокий вдох, подхожу к двери, звоню.

Моника открывает и удивленно таращит на меня глаза. Кажется,

только что плакала, лицо словно вдруг постарело на десять лет.

– Ну что ж, заходи, – говорит она.

В доме пахнет подгоревшим в тостере хлебом. Прохожу вслед за ней на кухню, сажусь на табуретку. Сейчас здесь беспорядок – обычный, домашний: груда посуды, бутылки с кетчупом, банки с приправами, немытые ножи с вилками. Но чтоб такое было у Моники? В первый раз в жизни вижу.

Хочется выпалить все сразу: «Ну, Моника, выкладывай. Признавайся, что случилось тогда с Розой? Ты слышишь меня, а, Моника? Говори!» Но внутренний голос подсказывает: не торопись, немедленно успокойся, сбавь обороты. Моника стоит совсем близко, пальцем можно достать, и я не хочу, чтоб она, увидев мое лицо, потеряла дар речи.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

Она пристально смотрит на меня, брови ползут вверх, словно я задала идиотский вопрос и теперь она ждет от меня другого, поумнее. И лишь тогда, может быть, удостоит меня ответом.

– Что-то такое, что имеет отношение к случившемуся тогда, когда нам было шестнадцать лет?

Она молчит. Только смотрит все тем же взглядом.

– Помнишь, в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году?

Она упорно не отвечает, тогда я делаю это за нее, задав новый вопрос:

– Уж не это ли?

Вынимаю из кармана браслет и кладу на стол.

Она скользит по нему взглядом и направляется к столику, где стоит чайник:

– Кофе будешь?

– Пожалуй.

Я оглядываю кухню. На стене висит рисунок, который я сделала несколько лет назад. Простой карандашный рисунок, на нем я запечатлела Мерфи и Маффина еще щенками. Саре он очень понравился, она выпросила его и прикрепила между дверью и окном. Меня всегда удивляло, почему Моника не сняла его. Я знаю, что она невысокого мнения о моей работе, считает, что это так, любительство, хобби, а не настоящий труд, то есть совсем не то, что профессия врача. Мы с ней во многом, да что там, почти во всем противоположности: Моника дисциплинированна, управляема, амбициозна и прекрасно владеет собой. Мои амбиции имеют пределы, я считаю, что все должно идти своим чередом, и предпочитаю не вмешиваться в естественный ход событий, и еще я не обладаю ее талантом держать себя в руках. Но сейчас она явно чем-то расстроена, и я твердо намерена выяснить, чем именно.

Моника ставит передо мной чашку с кофе.

– От прошлого никуда не денешься… – мямлит она.

Я протягиваю к ней руку через стол, не дотягиваюсь, но оставляю руку лежать на столе.

– Тебя что-то беспокоит? Что?

– Да не столько меня…

Моника умолкает и отпивает из своей чашки.

– У нас у всех есть какие-то тайны. Что-то хотелось бы изменить, да уже поздно.

Она смеется:

– Тебе-то о чем жалеть, Грейс? Ты всегда казалась такой уравновешенной, ты совершенно счастлива с Полом, у тебя есть твои замечательные дочки, живопись…

– Темные пятна в прошлом бывают у всякого. – Я стучу пальцем по столу рядом с браслетом. – Посмотри сюда. Я пришла поговорить об этом.

Она снова смотрит на вещицу:

– А что это? Я ничего об этом не знаю.

– Возьми его в руки. Посмотри внимательно.

Она повинуется. Брелоки звенят в ее пальцах, она поднимает браслет к свету, вертит, смотрит и так и этак.

– Потускнел немного, но очень мил. Красивый. – Кладет украшение обратно, рядом с моей ладонью. – Нет, у меня на уме сейчас совсем другие, неотложные проблемы.

– Ты знаешь, он лежал у тебя на чердаке, – говорю я как можно беззаботнее. – Элла сказала, что ты разрешила ей взять его себе.

– Правда?

– Да.

Моника пожимает плечами:

– И что с того?

– Он принадлежал Розе.

– Какой Розе? Дочке Пола?

Киваю.

Она снова бросает на браслет беглый взгляд:

– Понятия не имею, как он попал туда.

– Этот браслет она носила в лагере.

– Ах вот ты о чем. Ну не знаю… Как-нибудь случайно оказался среди моих лагерных шмоток.

– Но вы же были в разных палатках.

Кажется, она начинает сердиться.

– Что ты хочешь этим сказать? Что я украла его?

– Пол всегда удивлялся, куда он пропал. Ведь Роза с ним не расставалась. Он принадлежал ее матери. А когда мать умерла, не снимала его даже в душе.

– Ну не знаю… Давай пойду к Полу, объясню ему все, попрошу прощения, – раздраженно говорит она. – А сейчас лучше поговорим про Орлу, ты не возражаешь?

– Все двадцать четыре года я была уверена, что последней видела Розу живой. – Я стараюсь говорить спокойно. – И все это время я думала, что, если бы выслушала ее, то, возможно, сумела бы предотвратить ее смерть. Я представляла, слышишь, Моника, представляла, что, когда я ее оттолкнула, она упала в воду и утонула.

Она встает, идет к раковине, оглядывается:

– Что ты такое говоришь?

Я тоже встаю и подхожу к ней:

– Понимаешь, в ту ночь мы с Орлой крупно поссорились. Роза пришла ко мне, ей нужна была моя помощь. А я оттолкнула ее. И на следующий день я нашла ее в воде, как раз рядом с тем местом.

Моника стоит, сложив на груди руки, постукивает носком об пол.

– Ты что, выпила лишку?

– Нет!

– Ты считаешь, что убила Розу?

– Да.

Мы стоим, уставившись друг на друга.

– И этим тебя шантажирует Орла?

Киваю.

– Господи!

Моника резко отшатывается, теряет равновесие и хватается за столешницу. Глядит на меня как на сумасшедшую.

– Да, верно. – Я поднимаю руки, признавая, что она имеет право так на меня смотреть. – Это кошмар. Но совсем недавно до меня дошло, что мне не все до конца понятно… тут что-то не стыкуется. И я должна это прояснить. Главное – последовательность событий. Ты видела Розу в ту ночь? Она приходила к тебе? Почему у тебя оказался этот браслет?