Не гламур. Страсти по Маргарите

Константинов Андрей Дмитриевич

Конец мая, время молодых белых ночей… Мы с Никой, предварительно затарившись двумя бутылками «Хванчкары», вышли в ночное и до самого утра бродили по набережным, перемежая любование раскинувшимися по обе стороны Невы мостами с винными возлияниями и поцелуями до одури и взасос. Это было потрясающе! Искусанные Никой губы у меня потом саднили пару дней, не меньше, но с тех пор ничего более яркого и прекрасного в моей жизни, признаюсь, пока не происходило… Когда впоследствии на одной из вечеринок меня познакомили с известным бардом Олегом Митяевым, то, будучи в легком подпитии, я рассказал ему эту историю. Олег настолько вдохновился этой картинкой, что затем даже использовал ее в своей новой песне. Помните? «Под животом моста мы пили с ней вино, / Могли бы лет до ста мы целоваться, но / Краток речной маршрут, кончилась „Хванчкара“, / Поздно и дома ждут, пора…» Ну, а через две недели после нашей ночной прогулки мы все благополучно защитили свои дипломы и, естественно, отправились

это дело отмечать. Это был единственный раз, когда к нашей компании присоединилась Ника, и сие знаковое событие было просто обречено на какое-то неординарное завершение. Так оно и случилось – я сломал ногу. При непосредственном Никином участии…

…День не заладился с самого утра: клиенты и заказчики, не сговариваясь, вдруг разом вспомнили о моем существовании, и понеслось – то тюлень позвонит, то олень, так что на «главненькое» времени совсем не оставалось. Между тем мне край как нужно было завершить статью, которую московский закадыка Борька Краснов брался протащить, минуя отборочные туры, сразу в финал всероссийского журналистского конкурса «Социальная ответственность и печатное слово». У меня уже имелись кой-какие задумки плюс неплохой исходный материалец «со слезой», а посему я небезосновательно надеялся стать как минимум дипломантом этого идиотского конкурса. Не то чтобы сейчас я остро нуждался в заявленной организаторами денежной премии, просто само попадание в шорт-лист этого престижного, хотя и малость «павлиньего» мероприятия, сулило немалые дивиденды в плане дальнейшей самораскрутки, а кроме того, автоматически поднимало мою ценовую планку как зело профессионального, а главное, независимого журналиста-одиночки. В данном случае «независимого» следует читать как «работающего независимо от чужих и собственных политических и моральных убеждений».

К середине дня мне наконец удалось отшить всех страждущих, накормив их пятью хлебами обещаний и двумя маленькими рыбками в виде парочки сырых (а в некоторых местах и довольно скользких) текстов. После этого я решительно отключил городской телефон и принялся ваять свою нетленку. Но едва лишь мне удалось выстроить не лишенный изящества лид и сформулировать ключевую фразу о том, что «социальная ответственность – это бремя, которое мы вынуждены нести вместе», как заголосил мобильник, высветив комбинацию из десяти цифр, за которыми угадывалась Ника Стрельцова. Я матюгнулся, но все-таки ответил:

– Аз есмь у аппарата. Разве сегодня уже пятница?

– Сам ты маразм. А причем здесь пятница?

– Насколько я помню, двухполосный гвоздевой материал о нелегкой женской доле я обещал подогнать тебе не раньше пятницы?

– А я, может быть, вовсе не из-за него звоню. Или ты думаешь, что у меня к тебе исключительно рациональный интерес? А вдруг я просто соскучилась?

– Ника, у меня очень мало времени и очень много работы, поэтому давай будем считать, что вовсе необязательную прелюдию ты уже отыграла. Так что переходи к делу – чего изволит ваша милость?

– Ну и пожалуйста, – Ника попыталась произнести это тоном обиженной девочки, однако малость сфальшивила. – Вот всегда с тобой так: стараешься быть вежливой, хочешь сделать человеку приятное, а он тебя берет и обламывает… Ну, и фиг с тобой. Буду рациональной, раз тебе так больше нравится. Наша милость изволит поинтересоваться – жива ли еще твоя шайтан-арба?

– Никуш, ты же знаешь, твои подарки для меня – святое. Тем более такие. Так что не беспокойся: колеса смазываю ежемесячно, тормозную жидкость поменял, техосмотр прошел в прошлом году.

– Класс! Слушай, Илюха, она мне сейчас очень нужна. Ты бы не мог подкатить ее к нахимовскому училищу – я буду там минут через двадцать?

– Нет, не мог бы. Я же говорю – у меня сегодня куча работы. Если хочешь – приезжай сама и забирай.

– Рожнятовский, ну как ты себе это представляешь? Я ж в одиночку буду с ней как дура смотреться. Неужели это так трудно – потратить полчаса своего времени на любимую женщину?

– Так то на любимую…

– Ах, вот как ты заговорил! Ладно-ладно, тоже попросишь у меня чего-нибудь когда-нибудь…

– Радость моя, ты же знаешь, что мне от тебя ничего не нужно.

– Ага, знаю я, как вам, мужикам, от нас ничего не нужно!

– От вас – это от кого?

– От нас – бедных, несчастных и красивых женщин.

– Ладно, черт с тобой, сдаюсь. Сейчас буду.

– Фу, какой ты все-таки грубый, Витаминыч. А впрочем… Черт, наверное, и правда со мной. Не зря же мне все говорят, что я чертовски хорошо выгляжу…

«Шайтан-арба» – это вовсе не машина, а изготовленное по германской лицензии инвалидное кресло-каталка марки «Сервис-3600», подаренное мне Никой в память о злополучной постдипломной ночи. Тогда вечером после защиты мы отправились отмечать сие знаменательное событие подальше от городской суеты и поближе к финской луже, то бишь в Репино. До места добирались электричкой

и налегке – напитки и закуски прямо на берег доставили Зиночка и Костя, счастливые обладатели «шестерки», подаренной им на свадьбу щедрыми родственниками, что в наше время большая редкость. Как водится, спиртное закончилось гораздо быстрее закусок, после чего возник традиционный в таких случаях вопрос «кого за водкой посылать?». Легче всего на это дело было снарядить моторизованного Костика, однако он, равно как и его возлюбленная, к тому времени лыка уже не вязал. И тут инициативу на себя взяла Ника, объявившая, что вождение – это ее конек и вообще, по сравнению с ней «Шумахер – отдыхает». Естественно, народ ей не шибко поверил, однако на поездку все равно благословил, потому как водки ой как хотелось. Я не мог спокойно смотреть на то, как Ника, чуть пошатываясь, идет к машине и садится за руль, а посему, обреченно икнув, кинулся вслед за ней напрашиваться в попутчики. Уехали мы недалеко, однако гораздо дальше, чем «до первого столба» – пяток-другой таковых мы все ж таки миновали. А затем классически слетели в кювет и столь же классически воткнулись в сиротливую сосенку, которая ценой своей жизни спасла двух пьяных и неразумных новоиспеченных журналистов. В итоге я и невинное деревце сломали конечности, а Стрельцова отделалась, пусть не легким, а, скажем так – средней тяжести, но всего лишь испугом. Хоть бы какую шишку себе посадила – ни фига! Как у кошки – минус одна жизнь и все, в остатке еще восемь. Ника вызвонила по телефону ребят, и те примчались минут через пять, из чего следовало, что проехали мы каких-то метров триста, не больше. Наш одногруппник Жека Трофимов, оценив масштаб разрушений, заржал и, обратившись к Нике, произнес: «Да, Стрельцова, ты действительно – Шумахер. Шума много, а ездишь – херово».

Через два дня в главном здании университета народу должны были торжественно вручать дипломы и ромбовидные цацки, а я в это время в гордом одиночестве возлежал дома, водрузив вдвое прибавившую в весе правую ногу на придиванный валик. Однако ровно в полдень мое одиночество было самым бесцеремонным образом нарушено звонком в дверь. На путешествие от дивана до прихожей ушло довольно много времени, поскольку я еще не успел приноровиться к своему инвалидному статусу. За дверью стояли трое – Ника и два молчаливых верзилы, которым Стрельцова скомандовала: «Забирайте». И не успел я сказать «мяу», как верзилы бережно подхватили меня на руки и потащили вниз по лестнице. Ника закрыла дверь и спустилась вслед за нами. Во дворе нашу странную компанию поджидал зеленый микроавтобус, в салоне которого помещалась та самая, новенькая и блестящая «шайтан-арба». Мы благополучно домчались до Университета, выгрузились и по команде Ники верзилы вновь подхватили меня на руки, правда, на этот раз вместе с креслом. Надо ли говорить, что мое внезапное появление в актовом зале в инвалидной коляске в самый разгар торжественной церемонии произвело небывалый фурор и было встречено продолжительной овацией. Преподы стояли в ступоре, а народ лежал и стонал от смеха и полученного удовольствия. Когда объявили мою фамилию, я залихватски подлетел к накрытому красной скатертью столу и заложил крутой вираж, повернувшись лицом к публике. Зал грохнул так, что с потолка на сидящих густо посыпалась побелка. Так, с подачи Ники, я стал героем дня, а изустный рассказ об этом маленьком шоу навеки пополнил копилку факультетского фольклора.

Нога срослась, однако врачи чего-то там не дотумкали и с этих пор я приобрел заметную (правда, лишь вооруженным глазом) хромоту. Впрочем, этот недуг, помимо серьезных неудобств, принес мне и кой-какие дивиденды. Во-первых, массивная трость с набалдашником в виде головы льва (опять-таки Никин подарок) мне изрядно добавила импозантности и печальной мужественности. А во-вторых, своим физическим изъяном я, пусть и не сразу, но отвоевал за собой право заниматься работой преимущественно в домашних условиях. Дело в том, что самым страшным в жизни я всегда считал строго нормированный рабочий день, который при этом предусматривает еще и обязательное его отсиживание в конторе. Теперь же при каждом удобном случае я имел возможность преувеличивать размах и масштаб своих физических страданий, связанных с процессом приползания к месту работы и обратно. Поначалу начальство морщилось и кривило рожу, однако когда в мирке местной журналистики у меня появилось какое-никакое, но имя, мне все чаще стали идти навстречу, а затем и вовсе махнули рукой, мол «пиши где хошь – главное, вовремя вынь да положь». Ну а писать – это не топором махать. Это мы с превеликим удовольствием. Как говорится, дурное дело – нехитрое.

* * *

Ника появилась практически без опоздания, из чего я заключил, что дело у нее действительно срочное. Она подъехала на серебристой «ауди», вышла из машины и забрала с заднего сиденья здоровенную клеенчатую сумку, которая с наступлением рыночных перемен, похоже, вошла в отечественную моду навсегда. Ника послала водителю воздушный поцелуй, и тот уехал, как мне показалось, вполне удовлетворенный. О том, что Стрельцова принадлежит к редкой категории людей, которые «никогда не платят», мне было известно еще со школьных времен.