Не голова, а компьютер
Шрифт:
— Да, но с условием: во-первых, ты им это скажешь по секрету; во-вторых, пусть придут потихоньку, чтобы никто не видел; в-третьих, хранить тайну до и после представления. Тогда покажем тебе фокусы бесплатно.
— И дрессированного зверя?
— И дрессированного зверя.
На пустыре за футбольным полем, где биологичке в мечтах уже виделся сад, а сейчас была свалка, приятели поставили палатку. Поставили утром с таким расчетом, чтобы до конца уроков все любопытные успели ее осмотреть и потом
На переменках палаткой приходили полюбоваться ученики, учителя, даже сторож явился. Кое-кто из первоклашек обменивался с Петриком таинственными, многозначительными взглядами.
— Давай оставим ее здесь, — предложил Марцин после уроков, — место огороженное: можно не опасаться, не украдут. А сторожу скажем, что хотим после обеда показать палатку малышне. Идет?
Костик согласился.
Следует отдать должное организаторам представления: все было продумано до мелочей. Кандидат в зрители, заплатив пятьдесят грошей, получал билет на право входа в палатку в соответствии с обозначенным на нем номером очереди. Зрительный зал вмещал одного зрителя. Остальные в ожидании своей очереди носились по футбольному полю. По окончании представления Марцин лично выпроваживал зрителя за калитку.
— Это все? — с разочарованным видом задавали они один и тот же вопрос.
— А ты за свои жалкие пятьдесят грошей слона захотел увидеть? — повторял каждому Марцин. — Фокусы были? Были. Дрессированный зверь был? Был. Загипнотизированного человека видел? Ну и катись отсюда да язык держи за зубами, а то как дам, на край света отлетишь и домой дорогу не сыщешь!
Тем временем Петрик подзывал следующего зрителя и терпеливо ждал, когда без ущерба для своего капитала, хранящегося в банке из-под кофе, сможет полюбоваться разными трюками.
Наконец подошла и его очередь. Он присел на корточки у входа и в другом конце палатки увидел Костика с неестественно черными, толстыми бровями и темно-красными пятнами на щеках.
— Первый номер программы! — объявил Марцин, тоже сидевший у входа. — Человек идет по морю и не тонет!
Костик вытащил из угла большой кусок картона, на котором аршинными буквами было написано: «Море», положил его на пол, прошелся по нему, потом, поклонившись Петрику, поставил картон на место.
< image l:href="#"/>— Второй номер программы! Человек верхом на Луне!
Костик зажал меж ногами полумесяц, вырезанный из золотой бумаги.
— Третий номер программы! Отважный дрессировщик тянет свирепого льва за хвост!
Бумажный лев величиной с большую кошку был укреплен на дощечке с колесиками. Львиная грива подозрительно напоминала мамину меховую шапку, хвост — шнур от папиного халата. Отважный дрессировщик трижды дернул льва за хвост, и трижды проскрежетала спрятанная в мешке старая кофейная мельница, которую вертел Марцин.
— Четвертый номер нашей программы! Пресноводный мини-крокодил в водах Вислы!
Банка с водой изображала Вислу, а крупный жук-плавунец — мини-крокодила. Забавно было смотреть, как он пытается ухватить кусочек мяса на проволочке, которой водили из стороны в сторону. А дотронешься до жука, он, прижав лапки, переворачивался на спинку и притворялся мертвым.
Петрик, никогда не видевший жука-плавунца, наблюдал за ним с большим интересом.
— Ну хватит, хорошенького понемножку! — уже обычным, буднично-деловитым голосом сказал Марцин.
— Как? Это все? — воскликнул озадаченный Петрик. — А этот… ну, человек, управляемый на расстоянии.
— Елки-палки! Ведет себя, как будто за вход заплатил. Ну и фрукт! Ладно, так и быть! Давай, Костик!
Марцин двумя пальцами схватил себя за нос, а стоявший в трех шагах Костик высунул язык. Марцин дотронулся до подбородка — Костик убрал язык. Они повторили это три раза подряд.
— Э-э-э… — начал Петрик, понимая, что его надули, — да это…
— Болтать будешь потом, а сейчас помоги палатку сложить, да поживей! Итак, выручка — пять с половиной злотых. Если бы Петрик заплатил, было бы ровно шесть. Может, заплатишь все-таки? Ты ведь никогда мини-крокодила не видел. А? Заплати!
— Не заплачу! Жук — не зверь! И вообще…
— Тогда мотай!
Мнение брата мало интересовало Марцина. Они с Костиком очень торопились.
— Знаешь, — сказал Костик, — я совершенно выдохся, хотя вроде ничего особенного не делал.
— Служение искусству требует колоссального нервного напряжения, — изрек Марцин. — Я слышал, один актер по радио говорил.
— И потом, я все время боялся, придет кто-нибудь и нас застукает, — признался Костик. — Понимаешь?
— Понимаю. Я тоже. Это называется стрессом. Но денежки-то вот они, а это главное. Ходу!
11
На другой день утром Марцин с Костиком внесли ошарашенной Ирене Голомбковской — она собирала деньги на памятник Сенкевичу — по два семьдесят пять. Та поспешила поделиться потрясающей новостью с Эвкой.
— Совесть заговорила, — сказала Ирена громко, чтобы они услышали.
Но они ответили лишь презрительным взглядом.
— Совесть! — скривясь, передразнил ее Марцин на уроке. — При чем тут совесть? Голову на плечах… головы, — поправился он, — надо иметь.
— Идея принадлежала тебе, — уточнил Костик. — Знаешь, Марцин, я в жизни бы не додумался.
— Теперь перестанут нас эгоистами называть, — сказал удовлетворенно Марцин.
Перед историей девочки подбежали к Скочелёвой и вполголоса стали ей что-то рассказывать. Судя по улыбке, сопровождавшей ее обычное «что я слышу?», новость была приятная и во взгляде, брошенном на самого несознательного ученика шестого класса «А», то есть на Марцина, не было обычного арктического холода. В этом Марцин готов был поклясться.