Не голова, а компьютер
Шрифт:
— Хочешь пополнить свою коллекцию? Запиши новое слово: «длинноух». Берусь самые достоверные сведения сообщить об этой зверюге, даже фамилию назвать и фотографию приложить…
Слышавшие сразу догадались, в чей огород камень.
— Солянка, врежь ей, чтобы не задавалась! — подначивал Казик Пионтковский.
Марцин метнулся к двери, но Эва, предвидя возможные последствия, моментально улетучилась. Ищи ветра в поле!
В раздевалке наткнулись на Томека Чушкелевича — тот зашнуровывал ботинки.
— Слушай, Чушка, — сказал Марцин миролюбиво, —
— Солянка, мама сказала, чтобы вы меня больше так не называли, — отозвался Томек. — Чушка — это свинья, а я — человек!
— Верно. Всякий, у кого глаза есть, видит, что ты не четвероногое. Не обижайся, Чушка, но иначе мы не можем тебя называть, понял? Тебя ведь прозвали так с первого класса, и вдруг — на тебе! В один день отвыкнуть, позабыть.
— Мне-то что, но мама…
— Понятно. Жизнь у тебя несладкая. Но уж тут ничего не попишешь!
— Мама опять сегодня к директору ходила, — сообщил Томек, хотя к делу это не имело прямого отношения.
— Да? И что? — заинтересовались Костик с Марцином.
— Не знаю. Сердитая вышла от него. Сказала, в другую школу меня переведет.
— Не соглашайся, Чушка! В другой хуже. Тут ты — свой в доску, а там… Ну пошли, не вешай нос.
— Да, вам хорошо, а мне вон отец целую неделю ящик запретил смотреть. Раз ты в «Обществе помощи» состоишь, говорит, вот я тебе тоже помогу телевизор не смотреть.
— Ну, а без него, когда уйдет?
— Мама следит.
— Неделю без ящика! Кошмар… — тяжело вздохнул Марцин.
3
Написав на доске тему сочинения и отряхивая мел с рук, пани Пусек обернулась к классу.
Но, заметив, что Пионтковский показывает Мацеку язык, рассмеялась.
— Да вы еще совсем, оказывается, маленькие: языки друг дружке показываете!
Тема сочинения была такая: «Если бы у меня была шапка-невидимка…»
Девчонки, подлизы известные, закричали, что обожают такие темы: можно, дескать, о чем хочешь написать и так далее в том же духе.
— Что подлизываетесь! — буркнул Бирюк: — Не верьте им, пани Пусек! Это они просто потому, что писать на свободную тему легче. Вот и все, и нечего заливать.
— Легче? — переспросила учительница. — Мне важно, чтобы вы без ошибок написали и связно изложили свои мысли. А главное, подумали, ради чего стоит воспользоваться волшебной шапкой.
Не утруждая себя долгими раздумьями — это было не в его вкусе, — Марцин взял и написал: «Если бы у меня была шапка-невидимка, я первым делом проучил бы Ягодзянку, чтобы не прохаживалась насчет моих ушей. Уж она у меня получила бы…»
Остановился, перечитал и стал грызть ручку.
«Получить-то получила бы, — подумал он, — только это глупо. Проучить ее я без всякой шапки могу».
И
«Будь у меня шапка-невидимка, — застрочил он, — я первым делом прошел бы к папиному директору. Встал за его стулом и сказал бы, а директор — в духов он, конечно, не верит, — подумал бы: это у него совесть заговорила. Вот что сказал бы: «Инженер Солянский — замечательный работник, такие у нас на вес золота. Не спит, не ест, все только о свекле думает. И дома почти не бывает, дети по нему соскучились, жена одна бьется с сыновьями, а для него ничего нет на свете дороже свеклы, потому что свекла — это сахар. Надо его орденом наградить».
Потом пошел бы к маминому директору и зашептал ему на ухо, а он тоже решил бы, что совесть у него заговорила: «Солянская среди секретарш — звезда первой величины. Никогда не опаздывает, всегда обо всем помнит. Если б не она, я бы давно пропал, с головой утонул бы в разных бумагах. Надо ей премию выдать».
Обработав папино и мамино начальство, завернул бы к нашему директору и открытым текстом выдал бы ему: «Солянский из шестого «А» — малый сообразительный. Впросак он попадает, это случается, но котелок у него варит, это факт».
А для блага человечества предпринимать не стал бы ничего, даже если бы шапка-невидимка была. Попробовал недавно, ничего хорошего из этого не вышло».
Осмотрев по заданию Скочелёвой памятник Марии Конопницкой в Саксонском саду, они шли с Казиком по Королевской улице, когда мимо, с бешеной скоростью, промчалась новенькая, сверкающая машина.
— «Шевроле»! Видел? — крикнул Казик. — Ну и шпарит!
— Не «шевроле», а «кадиллак», — сказал Марцин, глядя вслед автомобилю.
— Фиг!
— Спорим! На пять жвачек!
— На пять? Давай на десять!
— На десять — так на десять! — вошел Марцин в азарт. — Ну, спорим?
— Спорим. Только как его догонишь?
— Не волнуйся! Он около «Европейской» остановился. А ну, поднажми!
Машина действительно остановилась перед гостиницей.
Когда они подошли ближе, у Марцина засосало под ложечкой.
«И дернуло меня спорить на десять, когда и пяти за глаза бы хватило», — подумал он, понимая, что проиграл.
— Ну, кто прав?
Вопрос был излишним. Казик торжествовал.
— Ладно, десять за мной, — заявил Марцин таким тоном, будто жвачка лежала у него в кармане.
— Когда?
— Что когда? — Марцин пристально рассматривал «шевроле», стоявший у огромной вращающейся двери гостиницы.
— Не прикидывайся! Когда жвачку отдашь?
— «Когда, когда»! — передразнил Марцин со злостью. — Можно подумать, я отнял ее у тебя или одолжил.