Не говори ты Арктике - прощай. Когда я был мальчишкой

Санин Владимир Маркович

– Ти-ше!– прошипел Федька.– Костя за водой пошел, Ленька все расплескал, когда падал.

– А нас никто не заметил?– спросил бледный Ленька. И добавил:– Я с мамой не простился…

– А ты сбегай домой, поцелуй мамочку и скажи: «До свиданья, я уезжаю в Испанию!» – съязвил Федька.

Остроту никто не принял, и Федька надулся.

– Я тоже не простился,– хмуро сказал Гришка.– А ты, Мишка?

– Маменькины сынки,– проворчал Федька.– Слюнтяи…

Мы промолчали.

– А у меня нет мамы…– уныло сказал

Федька. Ленька всхлипнул. Мы отвернулись.

– Берите воду,– послышался шепот Кости. Я сполз на пол и втащил бидон в вагон.– Вас сейчас отправлять будут. Ни пуха ни пера!

Костя конспиративно смотрел в сторону.

– Иди к черту!– прошипели мы в ответ.

– Прячься!– ужасным шепотом процедил Костя.

Я быстро полез наверх. У вагона послышались голоса, и дверь с грохотом захлопнулась. Мы прижались друг к другу и затихли. Нам было грустно и страшно. Поезд тронулся рывком.

– Поехали!

Распотрошив несколько тюков сена, мы с наслаждением растянулись во всю длину. Первый успех нас окрылил. Мы размечтались.

– Главное,– говорил Гришка,– разыскать дядю Васю, на него вся надежда. Как его фамилия, Мишка?

– Не помню,– ошеломленно ответил я.– Василий Палыч… дядя Вася.

– Вот дырявая башка!– огорчился Федька.– О чем же ты думал?

– Спокойно, спокойно,– примирительно сказал Гришка.– Комбриг, танкист, дважды орденоносец – быть такого не может, чтобы генерал Лукач о нем не знал. Найдем!

– А примут нас в разведку? – неожиданно усомнился Ленька.

– А куда же еще?– Гришка пожал плечами.– Мальчишки – они для разведки удобные. Маленькие, а наблюдательные. Посмотрел, где стоят танки, живая сила, штаб – и обратно!

– Вам-то хорошо,– вздохнул Федька.– Букашки. А я высокий, метр шестьдесят пять.

– Ничего,– успокоил его Гришка,– лицо у тебя молодое.

– Что я, метрику фашисту буду показывать!– огрызнулся Федька.

– Нельзя терять времени,– сказал Гришка.– Давайте учить язык. Я знаю уже сорок слов. Но язык учить никому не хотелось.

– Не то настроение,– заявил Федька, который, оказывается, знал меньше всех – тринадцать слов. Правда, среди них было одно очень аппетитное – «менестра», то есть тушеное мясо с овощами.

– Больше всего мясо люблю,– вздохнул Федька.– И апельсины.

– А ты их ел когда-нибудь? – спросил я.

– Нет. А ты?

– Я один раз ел. Половину штуки.

– А я больше всего люблю финики,– сообщил Ленька.– Я их тоже еще не ел. И от эскимо бы не отказался.

И тут обнаружилось, что все мы отчаянно хотим есть, потому что дома от волнения никто не завтракал. Федька развязал мешок и извлек оттуда сухари и по яйцу на брата. Мы поели, напились воды из бидона и снова улеглись.

– Об ордене я даже и не мечтаю, – сказал Ленька голосом, который лишь выдавал его мечту получить именно орден.– А вот медаль… за какой-нибудь подвиг…

– Да-а…

Все замолчали. Наверное, каждый представлял себе, как мы возвращаемся домой с медалями, а может, и орденами на груди. От этого даже пересыхало во рту. В гражданскую войну такие случаи были. И в Испании мальчик Педро взорвал фашистский корабль – мы видели этот подвиг в кино. Чтобы оказаться на его месте, мы готовы были отдать двадцать лет жизни.

– Ребята,– тихо сказал Ленька,– а вдруг… когда начнут стрелять… ну, снаряды начнут рваться… и мы увидим, что мы не храбрые?

– Ну да,– презрительно сказал Федька.– Очень мы испугались всяких снарядов.

– Сначала будет немножко страшно,– рассудил Гришка,– а потом привыкнем. Даже у Лермонтова написано, что к свисту пули можно привыкнуть.

– Мой отец был на гражданской войне,– сказал я,– и его ранило в ногу. Он даже не вскрикнул.

– На небольшую рану и я согласен,– сказал Ленька, поеживаясь.

– Так тебя и спросят фашисты, куда ранить,– хмыкнул Федька.– Запузырят куда попало и жалобной книги не дадут.

Помолчали. Думать о ранениях не хотелось.

– Кончено с арифметикой!– злорадно сказал Федька.– Баста! Как из Испании вернусь – в спецшколу пойду, а потом в летное училище. Или в танковое.

– Там тоже арифметику учат,– поспешил сообщить Ленька.– И даже алгебру. Веркин брат говорил.

– Врешь!– огорчился Федька.

– Без арифметики из пушки не выстрелишь,– поддержал я Леньку.

– Это называется вычислить траекторию,– уточнил Гришка.

– Тьфу! – расстроился Федька.– А я-то думал – избавился…

Я смотрел в окошко. Леса, дремучие белорусские леса, густые, нетронутые. Приземистые домишки с соломенными крышами, лошади, овцы, собаки. Я думал о том, что все, что было до сих пор, скучно и неинтересно. Настоящая жизнь начинается сейчас, жизнь, полная необыкновенных событий, приключений и подвигов, при одной туманной мысли о которых замирало сердце.

За моей спиной Ленька и Гришка начали играть в «морской бой». Федька полез на другую половину за морковкой. Он ухватился руками за верхнюю доску загородки, приподнялся и испуганно спрыгнул вниз.

– Там кто-то есть,– сдавленным голосом сказал он.

ЗАЙЦЫ (Окончание)

– Привет, братцы кролики!– над загородкой появилась помятая физиономия парня лет двадцати. Он бросил на нас быстрый оценивающий взгляд.– Сколько вас? Раз, два, три, четыре штуки. Куда плывете?

– В Одессу,– доверчиво сообщил Ленька.

– А тебе какое дело?– проворчал Федька.

– К черту церемонии, переходим на «ты»,– парень спрыгнул вниз и протянул Федьке руку.– Василий Петров, псевдоним Жук. Знаешь, что такое псевдоним?