Не говорите ему о цветах
Шрифт:
Он добежал до гаража, бросил чемодан на сидение и завел машину. Проезжая перед крыльцом, он увидел жену, стоящую на ступеньках. Ее белое платье развевалось по ветру. Она что-то кричала, что — он не расслышал. Он нажал на акселератор, машина дернулась, и в последний раз в проеме двери мелькнул неподвижный силуэт Брунгильды. Клаус сказал себе, что больше никогда ее не увидит, она бесповоротно исчезла из его жизни.
Он проехал черный и спокойный пруд, миновал ограду и выехал на проселочную дорогу, окаймленную деревьями. С этого момента началась новая полоса его жизни. Стояло лето. Через опущенные стекла в машину проникал запах скошенной травы и цветущих лугов. Он запел. Он уже почти забыл Линстофа. Он жил
Он остановился перед вокзалом Тюттлингена, нашел своих друзей, которые провели его в свой полк. Пришлось прождать больше часа, прежде чем состав тронулся. Долгое путешествие началось… Они пересекли границу ночью, и документы Клауса даже не проверили. Целый день они простояли в Мулусе, так как дорога была блокирована Сопротивлением. Поезд был вынужден следовать через Белфорт и Безансон. Двадцать третьего июля на заре перед прибытием в Дижон их атаковала английская разведка. Эскадрилья спикировала прямо на их состав, и они уцелели чудом, был разбомблен только вагон, содержащий провиант. Поезд снова опоздал, и Клаус фон Герренталь прибыл в Париж только утром двадцать пятого. Он простился с друзьями, которые пожелали ему удачи. Они оказались настолько тактичны, что ни разу не спросили о его планах.
Париж разочаровал Герренталя. Он выпил в вокзальном буфете кружку мерзкого пива и пешком дошел до отеля «Рафаэль», где размещалась штаб-квартира генерала фон Штюльпнагеля, на которого он делал ставку. Здесь царили беспорядок и ужасная суматоха. Знакомый капитан посоветовал Клаусу как можно скорее скрыться. После провала заговора двадцатого июля здесь ожидали волну массовых арестов. Штюльпнагеля должны были вот-вот сместить. Клаусу выдали предписание присоединиться к штабу маршала фон Клюге в Ля Рош-Гийоне, и он тотчас же отправился туда.
Он прибыл на место назначения во второй половине дня. Вдали слышалась орудийная канонада. Небо бороздили группы бомбардировщиков. Ему сказали, что американцы уже атаковали Авранш и что, вероятно, фронт скоро будет прорван. В старом замке в Роше-Фуколд, где маршал Клюге основал свой КП, Клаус за руку поздоровался с младшим офицером, медиком Ремером.
— Итак, — сказал Герренталь, не отпуская его руки.
Ремер остановился и, улыбаясь, смотрел на него.
— Счастлив видеть вас живым в столь смутное время. Поистине, на свете еще бывают чудеса. — Он увлек Клауса в угол комнаты и сказал шепотом. — СД улепетывают, но не забывают повсюду совать свой нос. Уже многие арестованы. Говорят, что даже маршал обеспокоен. Он слышал о заговоре и не предупредил Берлин. На его место должны назначить Моделя. А вы по-прежнему придерживаетесь своего плана?
— Конечно. Что же мне еще остается? Я вовсе не стремлюсь быть повешенным.
— Вы мудры, обер-лейтенант, и дьявольски предусмотрительны.
— Просто я цепляюсь за жизнь. Надо было предвидеть провал. А что с Жаком Берже?
— Его немного помяли. Его расстрел не за горами, но в данный момент он чувствует себя не так уж плохо. Хотите его видеть?
— Да, и чем скорее, тем лучше. Я хотел бы уже завтра уехать.
— Конечно, надо, чтобы все произошло завтра утром, — заметил Ремер. — Вы очень шустрый.
— Гестапо тоже. Вы можете прямо сейчас отвести меня в тюрьму?
Ремер посмотрел на часы и покачал головой.
— Да, — сказал он после минутного размышления, — это возможно, надеюсь только, что ваш визит не покажется странным.
— Пустяки, я скажу, что, как и в прошлый раз, инспектирую тюрьму по просьбе графа Милитербе-Фельшабера. По-моему, в СС одни тупоголовые болваны, разве не так?
— О чем вы! Я-то ежедневно с ними общаюсь и целиком с вами согласен.
Жак Берже лежал на топчане в своей камере 4х4 метра. Тусклый дневной свет едва пробивался через зарешеченное слуховое окно. В углу находился ватерклозет, служивший одновременно умывальником. Берже чувствовал себя совершенно разбитым. За две недели его вызывали на допрос десять раз, и его тело превратилось в одну сплошную рану. Указательный палец на правой руке был сломан, вырваны ногти и выбиты три зуба.
Лежа на топчане, он рассматривал паука, который растянул свои сети как раз над его головой. Жаку Берже казалось, что шаровидные глаза насекомого прикованы к нему и поджидают, когда он заснет. Тогда паук спустится прямо на голову и сожрет его. Рука его потянулась к плечу, к тому месту, куда впились зубы. Повязка сползла, и рана почти зарубцевалась, но боль все время напоминала о себе, особенно, если дотронуться. Боль была все время настороже, как паук на паутине, она притаилась внутри его разодранного тела и время от времени набрасывалась на него, как сейчас.
Берже снова увидел все, что случилось недавно.
Их было пятеро на поляне, они ожидали воздушный десант. Там был Жозе, маленький смуглый испанец, который одну за другой курил американские сигареты и непрерывно ругался на непонятном языке. Там были Кермандес и Мингам, два неразговорчивых и мрачных бретонских крестьянина. Там был еще Бернард, студент-марксист в огромных очках, он все время рассуждал о революции и роли масс в ней. Пятый был он сам, Жак Берже, профессор лицея и руководитель подпольной организации. Все они сидели на опушке густого леса.
Внезапно Жозе оживился: «Слушайте!» Они услыхали отдаленный гул самолета. Кермандес и Мингам тотчас бросились и зажгли бенгальские огни. Самолет пролетел над верхушкой леса и сбросил парашют почти в центр поляны. Они сложили парашют и запрятали его, потом занялись ящиком: там была портативная радиостанция и небольшое количество оружия.
И внезапно появились немцы. Включили прожектора, и тотчас шквал автоматов и гортанные крики разорвали тишину. Кермандес и Мингам были убиты сразу же, Бернард поднял руки и сдался в плен. А Жаку и Жозе удалось скрыться в лесу. Они мчались сломя голову по узкой лесной тропинке, и ветки хлестали их по лицам. Они не смогли убежать далеко, Жак стал задыхаться и упал на землю. Невдалеке оказалась большая нора, и они с Жозе туда заползли.
Когда они смогли продолжить путь, уже занималась заря. Серый рассвет колыхался между деревьями. Они совершенно потеряли ориентацию и не знали, в каком направлении идти. В конце концов они направились на восток, надеясь найти какую-нибудь маленькую деревеньку, где смогут укрыться. Вскоре они услышали сзади неистовый и злобный лай. «Собаки», — злобно бросил Жозе, испустив короткое ругательство. Они изменили направление, но лай все время приближался. Собаки были уже, наверное, метрах в ста от них. Жозе все время ругался и проклинал бога. Они выбрались на маленькую асфальтированную дорожку, бежать стало легче. Но в этот миг огромный черный пес выскочил из чащи и бросился на испанца. Берже услыхал глухое ворчание, злобный рык и клацанье челюстей. Задыхаясь, он изо всех сил бросился вперед. Но ужас переполнил все его существо, и он подумал, что пришел его последний час, когда услышал за спиной клацанье когтей об асфальт. Он остановился и повернулся. Огромный дог с красным высунутым языком мчался прямо на него. Внезапно в нескольких метрах пес остановился и сел. Берже, сердце которого готово было выпрыгнуть из груди, заметил ужасающую красную пасть и горящие глаза. Он вытащил из кармана перочинный нож и спрятал его за спиной. Собака поднялась и приближалась к нему, злобно рыча, выгнув спину и прижав уши к голове.