Не грози Дубровскому! Том Х
Шрифт:
— Виктор Игоревич, а деньги?
— О деньгах не волнуйся. Уже пришли первые выплаты от сотрудничества с Тополевым, да и наша с Картаполовым шахта вышла на приличный доход. Покупайте лучшее оборудование и ни на чём не экономьте. Если будет возможность нанять специалистов, нанимайте. Только сперва пробейте их прошлое через Большакова и Антипа. Шпионы нам тут не нужны. Сама понимаешь, — озадачил я Аню и направился к сапожникам. — А на мою ногу будет что-нибудь? — спросил я, показав им ступню.
— Мужики! Святой пришел! — выпалил подслеповатый старик и стал ощупывать мою ногу. — Ага, сорок третий. Да, только что закончил такие. Сейчас.
— Аарон, угомонись! Святой будет ходить в моих ботинках! — шикнул его товарищ и расплылся в беззубой улыбке, демонстрируя дёсны.
— Ещё чего! Я получше вас двоих обувь делаю! — возмутился третий.
— Только в твоих мечтах!
— Господа, успокойтесь. Я с радостью получу ботинки от каждого из вас и буду носить их с удовольствием, — примирительно сказал я, и старики тут же прекратили грызню и протянули мне обувку.
Я поблагодарил старцев и, закинув через плечо три пары обуви, направился к Анне. Обувка была абсолютно одинаковой. Стежок к стежку. Даже если пристально всматриваться, всё равно разницы не заметишь. Как будто шил один и тот же мастер.
— Анют, я две пары поставлю у входа, отдашь Антипу, а мне и одних хватит, — шепнул я и направился на выход.
Присел на порожках и с наслаждением скинул проклятые туфли. Кто вообще придумал эту обувь? Да, их пошили по моей ноге, но, чёрт возьми, они даже рядом не стоят с ботинками. Зашнуровав обувь, я пару раз подпрыгнул на месте, нанёс удар ногой с разворота и расплылся в довольной улыбке.
Сидят восхитительно! Как будто в домашних тапочках ходишь. Да и тяжесть совсем не ощущается. Выглядят уродливо, но удобство важнее красоты! Любование обновкой прервал звонок мобилета.
Белые стены, крики, истеричный смех и звон стальных прутьев о которые кто-то бьётся головой. Санитар Петренко сидел на посту и бинтовал окровавленную руку.
— Сучонок сумасшедший! Как он так извернулся? Я же просто протянул ему миску с едой в дверную щель. Там хрен подлезешь, а он меня за руку тяпнул.
— Петруся, ну ты чё как маленький? То ж Филимон, пёсий сын. Он и не таких как ты кусал, — осуждающие сказал напарник санитара и покачал головой. — Гля, — он отодвинул ворот рубахи и показал следы от зубов на шее. — Когда его только привезли, он смирный был. А потом Евпатий решил его электричеством полечить. Мол, так на поправку быстрее пойдёт. Ну и поджарил мозги парню, а мне, сучий выкормыш, про это не рассказал. Повёл я, значит, Филимона на прогулку, а он как с цепи сорвался. Запрыгнул на меня и давай зубами рвать. Больно было, страсть. А кровищи. У-у-у. Ты б видел.
— Именно поэтому теперь ты его не кормишь, а отдал своего любимого пациента мне? — с обидой в голосе спросил Петренко.
— Хы-хы. Типа того.
Пока напарники разговаривали, из-за угла доносилось мерное «Бум! Бум! Бум!» Этим звукам вторил безумный шепот:
— Чудовище. Чудовище. Чудовище, — по голосу было слышно, что его обладатель давно сорвал глотку и сейчас единственное, что мог, так это шептать.
— Слушай, а чего вы Филимону зубы не выбили? Глядишь, и меня бы не покусал, — спросил Петренко.
— Петручо, ты нормальный мужик, но порой такую хрен спросишь, хоть стой, хоть падай. Он же сын барона Кири Корова.
— Хренасе. Барноский сынок меня тяпнул, выходит? Ну это резко меняет дело, — ухмыльнулся Петренко. — Давай, рассказывай, почему барон от сынка решил избавиться.
Слева открылась дверь и внутрь помещения ввалился огромный бугай, ведущий двух пациентов связанных по рукам и ногам. Во ртах у них были кляпы.
— Здорова, мужики. Принимайте. У вас пополнение, — расплылся в ухмылке бугай и толкнул повязанных в сторону санитаров.
— Колясик ё-моё! Чё ты пациентами разбрасываешься? А ежели головой рубанут кого? — посетовал Петренко, пока его напарник пытался унять одного из новеньких, который резко начал брыкаться.
Второй пациент оказался калекой и сопротивления не оказывал.
— Да если тебе нос свернут, то я горевать не буду. Хы-хы, — усмехнулся бугай и вышел, закрыв за собой дверь.
— Ну и козёл, — выругался Петренко, закончив перевязку. — Да твою мать. Опять с кляпами привезли? Видать, будет весёлая у нас ночка. Насладимся, так сказать, безумно весёлым пением. Ха-ха.
Напарник шутку Петренко не поддержал, вместо этого сбил буйного с ног и сел сверху. Поднял с пола папку с бумагами, плюнул на палец, перевернул лист и зачитал.
— Пациент номер одна тысяча семьсот один. Богомолов Даниил Константинович, диагноз — помешательство. Эт ты у нас Богомолов что ль? — спросил санитар и влепил буйному подзатыльник, отчего тот стал вести себя ещё агрессивнее. Перевернув страницу, он прочитал больничную карту второго помешанного. — Пациент номер одна тысяча семьсот два. Барон Огнёв Илья Максимович, диагноз — помешательство. Хренасе! Петруха, тебе сегодня везёт на баронов. Один покусал, привезли второго, который тоже может покусать, если у него, конечно, есть зубы.
— Да иди ты! — выругался Петренко и за шиворот потащил по земле барона Огнёва.
Он доволок его до одиночной палаты, она же камера, и, выдернув кляп, зашвырнул внутрь. Пациент не спеша поднялся и подошел к прутьям, что-то постоянно шепча.
— И этот бормочет. Да твою ж налево, — устало выдохнул Петренко и прислушался. Вроде бы Огнёв шептал «Братик, я не предавал», хотя хрен поймёшь на самом деле.
— Ага, вот этого полудурка и закину налево. Как раз камера освободилась. Ну-ка, открой дверь, — санитар зашвырнул Богомолова в камеру, и тот тут же принялся биться головой о стены, прутья и безумно орать. — Хорошо, что я с собой беруши взял. Как знал, что будет шумно, — санитар направился обратно к столу чтобы допить чай, а по пути остановился у клетки, где сидел бывший штабс-капитан Лавров. — Ну чё, Лавруха? У тебя новый друг! Ха-ха.