Шрифт:
Всё и везде, образно сказать, во всемирном сексуальном движении и деятельности, складывается по-разному. Не всё однозначно. Но никому из нас далеко за самыми различными примерами бегать не надо, подобно дворовым псам, старательно и задорно в динамике лающим на пьяного велосипедиста. В общем, примеров множество и они порой положительные, но зачастую и не совсем… Хотя понятия «хорошо» и «плохо», в какой-то степени, философские категории и трактуются по-разному. По этой причине не имеет смысла давать оценку всему происходящему и увиденному.
В данном случае речь идёт о миловидной черноглазой девочке-брюнеточке, девушке, молодой женщине Зинаиде Дробинок, из небольшого заштатного городка, которая с ранних лет начала безумно рано взрослеть. Если проще сказать, то она уже к четырнадцати годам или чуть раньше явственно начала ощущать, что между ног у неё постоянно что-то шевелится и, как бы, пытается вырваться на свободу. Любой ценой.
Вот она и решила при первой же возможности, при самом удобном случае дать своей неспокойной, постоянно возбуждённой и давно волосатой «птице» полную свободу. Да ведь и поведение её во всём и всюду положительных родителей тоже побуждало Зиночку к этому. Совсем юная девушка поняла, что папа с мамой часто говорят одно, а поступают совершенно по-иному. Это, как раз, её и устраивало и, как бы, оправдывало все её грядущие грехи перед обществом и, главным образом, будущим мужем или несколькими… в порядке строгой или не очень очередности.
Зине, в принципе, многое позволялось, потому что она была единственной дочкой молодых рядовых инженеров в местном леспромхозе, который занимался плановым уничтожением природных богатств в отдельно взятом районе страны, конкретно, вырубкой леса на благо иностранных и столичных олигархов России. В общем, как обычно, народное добро очередная группа двуногих шакалов с некоторой застенчивостью объявило своей частной собственностью. Странный, диковатый расклад. Но речь не про это, а про дела… амурные и стихийные.
Своего отца, Бориса Семёновича Дробинка, Зинуля частенько видела в обществе молодых тёток. Она даже однажды увидела, как её папа в городском сквере, самым настоящим образом, вступал в интимную связь с молодой и замужней соседкой Ноной. Та, сев на столик скамейку, сняла свои ажурные трусики, спрятала их в сумочку. Потом в игривом настроении широко расставила ноги. Тогда Зинулин папа, расстегнув штаны и вытащив на… свободу довольно увесистый коричневый и бугристый пенис, начал интенсивно, как возмужавший кролик, ритмично тыкать своим «инструментом» в довольно широкий и влажный «пролёт» соседки-шалуньи. Они с коротким перерывом сделали это ещё пару раз.
Разумеется, Зинулин папа и Нона были абсолютно уверены в том, что в тёмном, заросшим кустарником сквере на самом окраине двора их шалости, кроме бомжей и бичей никто не заметит, но просчитались. Зина, как раз, сидела почти на противоположной скамейке, и с частым биением сердца наблюдала за происходящим, как заворожённая. Плавки её мгновенно стали мокрыми… Чего уж там. Поцеловав Нону, Борис Семёнович, направился домой. Через пять минут и Нона вошла в это же здание, но только в соседний подъезд. Всё, как говорится, шито-крыто. Комар носа не подточит.
Ну. Папа, ну, молодец! А как же её мама, Алла Генриховна? Аналогично.
Как-то в гости из большого города в их маленький приехала Зинулина бабушка, мама Аллы Генриховны. Когда Борис Семёнович, на выходные дни, отправился на рыбалку (или, неизвестно куда), мама и бабушка озабоченной в сексуальном плане девочки завели на кухне друг с другом откровенный, взрослый разговор. А Зина сидела в коридоре, потому что собиралась на улицу. Но вот когда поняла, что взрослые и близкие ей люди обсуждают не очередное повышение цен на продукты питания первой необходимости, а ведут откровенный разговор о самом настоящем сексе, то притихла на стульчике. Затаилась. Подружки на улице немного подождут, а вот она уму-разуму наберётся. Совсем скоро Зиночке всё это пригодится.
Бабушка вспомнила, как активно… встречалась втайне от своего мужа, ныне покойного дедушки Зины Матвея Степановича, в их городке на лоне природы с парнями да мужиками. Душа её и тело тогда простора требовали. А тут и мама Зины сказала очень тихо её бабушке, Валентине Прохоровне, что и она, время от времени, позволяет себе… расслабляться. Разнообразие обожает. А как же? Она ведь не одна такая, У них, в леспромхозе, подобрался сплочённый женский коллектив.
– Всё так и должно быть, Аллочка, – с юмором сказала Валентина Прохоровна. – У тебя там, между ног, здоровый женский организм. А если хочется, то и не стоит себе в удовольствии отказывать. Не теряйся!
– А я и не теряюсь.
– Не надо свою «лохматку» шибко-то беречь. Она – не губка, не мочалка, потому и не сотрётся. Да и людям следует радость приносить. Не всё же для себя…
С восторгом Зинуля восприняла, можно сказать, крылатые слова своей доброй бабушки: «Не губка, не мочалка – не сотрётся». А ведь верно. Одним словом, Зина, подслушав самое главное, тихонечко выскользнула за дверь. Надо было поделиться свежими впечатлениями со своими подружками Варей и Риммой.
Не сразу, конечно, но на следующий год, когда ей едва исполнилось пятнадцать лет, Зина решительно вступила на тропу эротики и раннего подросткового секса. Но её партнёрами была обычная уличная шантрапа. Такие же подростки, как она, часть которых очень скоро пополнила ряды уголовников. А взрослые дяденьки, даже скрытые извращенцы и совратители малолетних, на активные намёки и приставания Зинули не реагировали никак.
Да и на кого им было реагировать? Маленькая, худенькая низкорослая девочка, абсолютно не сформировавшаяся, как женщина могла только у них вызвать жалость. «Плохо ребёнка родители кормят. Заморённая, какая-то». Но не ведали они, что ребёнок этот к шестнадцати годам прошёл огни и воды – и родители ловили на месте преступления, и даже классная руководительница, и уже аборт Зинуля успела сделать, неизвестно, от кого…
Но, как говорили и говорят в народе про таких вот ранних в народе, ни сиськи – ни письки, так, в принципе, и было. Между ног у неё, конечно же, имелся кое-какой инструмент, не губка, не мочалка. Всё в зачаточном состоянии, но, правда, и в постоянном развитии. Ей, понятное дело, хотелось попробовать чего-то взрослого, но не получалось. Их школьный физрук Кириллов, который не пропускал ни одной юбки, так практически и не понял, почему это Зина Дробинок часто и настойчиво подмигивает ему, а порой даже и ненароком, как бы, случайно прижимается к его крепким ладоням.
А между тем, преподаватель физкультуры Захар Петрович частенько похотливо и пристально поглядывал на иных одноклассниц Зины. У этих всё уже было в норме – и груди четвёртого или даже пятого размера, и «корма», и фигура, и… В общем, всё, уже, как надо. Но они-то, эти самые подруги, даже в мыслях не держали какие-то там сближения с представителями мужского пола. Терпеливо ждали момента достижения личного совершеннолетия, своего часа, любви до гроба и активно занимались спортом, дабы не реагировать ни на какие… внутренние позывы. Так что, напрасно, на их счёт от неразделённой страсти захлёбывался слюной Кириллов.