Не губка, не мочалка
Шрифт:
Не понял, практически конкретных предложений Зины принять участие в её сексуальном «воспитании» и преподаватель сольфеджио, где она старательно училась музицировать на пианино в городском центре детско-юношеского творчества, Антон Геннадьевич Салаков. На предложение Зины, где-нибудь иногда встречаться, он среагировал своеобразно. Внимательно посмотрев в глаза Зины, он сказал.
– Я всё понял, Дробинок. Ты – талантливая и старательная девочка, и тебе мало одного фортепьяно. Я понимаю…
– Да, мне мало одного фортепьяно, – она опустила вниз глаза, – мне надо…
– Я обязательно переговорю с Алексеем Петровичем
«Какой ещё, в задницу, аккордеон! – С досадой подумала Зинуля, – или тупой ты, Антон Геннадьевич, или… дуру гонишь».
Учителю химии, который молод, красив и осторожен, как американский индеец, она в коридоре во время большой перемены прямым текстом предложила перепехнуться у неё на квартире, когда её папы с мамой не будет дома. Скривив физиономию, Артур Афанасьевич Шуров попросил, чтобы она ещё раз повторила своё странное предложение. Зинуля так и поступила, на что химик выдал, всего лишь, чёткую рекомендацию:
– Чаще, Дробинок, принимай холодный душ – и всё пройдёт! Но, в принципе, я в курсе твоих похождений.
– Да я на вас, Артур Афанасьевич, пожалуюсь, – в её глазах заблестели слёзы. – Да вы… знаете, что за меня…
– Знаю, Дробинок! – Он достал из внутреннего кармана пиджака сотовый телефон. – Я записал наш с тобой короткий и дикий разговор. Так что, уголовное преследование за растление малолетних мне не грозит. А химию ты теперь у меня будешь знать только на «пять»! В противном случае, вылетишь из школы, до десятого класса не дойдёшь.
Но она успешно закончила обучение в школе, до золотой медали не дотянула. Да ей это и не надо было, в аттестате – сплошные «четвёрки» и «пятёрки». По химии, в том числе. Ей никто и никогда из одноклассников не напоминал о том, что она не вполне адекватна в вопросах секса. Да и зачем? Таких, как Зинуля, во все времена в каждой средней школе имелось не такое уж и малое количество. Они тоже чётко знали, как и Зинуля, что их юные влагалища – не губки и не мочалки, потому и никогда не сотрутся. А замуж они выйдут, как и все. Да и, может быть, ещё гораздо удачнее, чем их подружки девочки-терпелочки. Такие вот, пироги.
Надо сказать, что в свои семнадцать лет Зинуля значительно изменилась, стала девушкой пусть, как прежде, и миниатюрной, но при теле – груди подросли, и задница округлилась… Ущипнуть, при желании, её всегда было за что. Да и лицо стало миловидным, подростковая «выпученность глаз» почти прошла. На неё стали обращать внимание парни и молодые мужчины, да и старики заглядывались. Что ж, почти все гадкие утята, когда-то превращаются в лебедей. Вероятно, и частый эротический массаж способствовал взрослению Зинули. Не без этого. Нет худа без добра. Да и какое же это худо, когда всегда… хочется? Кроме того, ведь и можется.
Но вот оно и настало время полной свободы… До такой степени муштровал Зинаиду молодой и вредный учитель Артур Афанасьевич Шуров, что она полюбила его предмет и твёрдо решила стать химиком. Потому и стояла на перроне железнодорожного вокзала их городка и ждала проходного пассажирского поезда в западном направлении. Она практически стала абитуриенткой и буквально через полчаса или чуть позже должна была отбыть с большим чемоданом в большой город, с объёмной хозяйственной сумкой с продуктами и светлыми надеждами на будущее. Зина ни секунду не сомневалась в том, что вступительные экзамены успешно сдаст и станет студенткой университета.
Общежитие в этом вузе имелось, но Зинуля в нём не нуждалась. По той самой простой причине, что там, в двухкомнатной квартире, в одиночестве и в спокойствии проживала её бабушка Валентина Прохоровна. Она не в таком уж и далёком прошлом вместе со своим покойным мужем, ушедшим в мир юной, почти десять лет тому назад работала на обувной фабрике. Она – учётчицей, он – на механической гильотине, на резке кожи.
Зинулю, понятное дело, провожали папа и мама.
– Ты там это, дочь, сдавай там свои вступительные экзамены, – назидательно сказал Борис Семёнович, – но без этих выкрутасов… своих.
– Не вгоняй, нашу доченьку в состояние стыдливости, – оборвала его Алла Генриховна. – Иногда следует и… отвлечься. Дешёвые и жалкие скромницы никогда замуж не выходят. Так старыми девами остаются.
– Я не ханжа и всё понимаю, – сказал папа. – Но сейчас всякую болезнь можно запросто подхватить и до конца жизни надеяться, что это насморк.
– Да чего вы спорите? – Засмеялась Зинуля. – Я уже взрослая. Я сейчас только об экзаменах и думаю.
Дальше эту наболевшую тему все трое развивать не стали. Скорей всего, они, не сговариваясь, мысленно предполагали, что волосатая «лоханка» – не губка, не мочалка… Короче говоря, не сотрётся. А ехать ей придётся почти двое суток. Уж, наверное, не растеряется. Но если где и упустит время, то в большом городе его наверстает. Впереди у неё теперь в плане эротики и секса целая жизнь, и прожить её надо… Но, тут всё ясно. Она знала, как следует использовать личное свободное и даже рабочее время.
А тут и поезд подошёл, и родители поспешно загрузили доченьку в уютное четырёхместное купе, понятно вместе с чемоданом и хозяйственной сумкой. Обняли её, порекомендовали Зине с аппетитом кушать и больше отдыхать. Здоровье беречь надо. Потом тут же покинули пассажирский поезд, ибо проводница, почему-то, именно, им трижды напомнила, что стоянка поезда десять минут.
Дальше уже всё пошло, как по маслу. Электровоз дал продолжительный гудок, и пассажирский повёз Зинулю в новую, неизведанную жизнь, наполненную самыми интересными и необычными встречами.
Соседями по купе у неё оказались молодые люди, но не такие как она, а постарше. Всём троим было уже лет под тридцать. Это молодые мужчина и женщина, возможно, жених и невеста или супруги. А четвёртый пассажир – уже совсем взрослый парень среднего роста, худощавый, узколицый, сероглазый, светловолосый… Не красавец, одним словом. Но какая разница. Именно, на него Зиночка посмотрела пристально и с интересом, как на возможного партнёра по дорожному сексу.
Её место, располагалось внизу, поэтому Дробинок, достав из него штапельный зелёный дорожный халатик, мягкие комнатные тапочки и сумку из болоньевой ткани, в которой находились обязательные предметы парфюмерии и туалета, да ещё небольшая сумма денег на мелкие дорожные расходы. Тут же переоделась, не обращая внимания на удивлённые лица своих попутчиков, спрятала свой коричневый джинсовый костюм и кроссовки в чемодан.