Шрифт:
Часть первая
«В жизни…»
1
— Сержант Сэндерс!
— Слушаю, сэр.
— Вы позвонили ветеринару? Как там мой сеттер?
У сержанта Сэндерса было богомольное, но не лишенное солдатской хитрецы лицо.
— Никак нет, сэр. Еще не звонил.
— Позвоните, пока он не отправился куда-нибудь пьянствовать. После одиннадцати этого грека уже не сыщешь, а мне надо знать, сколько у Шейлы родилось щенят. Негодяю не грех бы и самому позвонить. Можно подумать, что он на другом конце Африки, а не на другом конце города. Надо было мне поручить это дело нашему ветеринару или Обществу покровительства животным.
— Так точно, сэр.
У ног полковника Пикока шевельнулся сеттер. Пикок ткнул его носком замшевого сапога:
— Больно у тебя самодовольный вид, старина! Лежишь себе как ни в чем не бывало.
Питер лениво взмахнул белым шелковистым хвостом, и сержант Сэндерс с отвращением увидел, что этот хвост задел его черные начищенные сапоги, — сержант боялся блох.
— Разрешите идти, сэр?
— Идите, — сказал полковник.
Сержант Сэндерс направился к выходу из отгороженной картонной перегородкой комнаты, прихватив по дороге приказы о передислокации и выдаче денежного довольствия. Но тут полковник вспомнил:
— Разве сегодня на утро ничего больше не было назначено?
— Капитан Скотт, сэр. — Сержант произнес это имя, словно оправдываясь («Чем же я виноват, сэр?»).
— А-а, «трубопрокатчик»!.. — благодушно сказал Пикок. — Зови его.
— Да он уже ушел. Вы назначили ему на десять. Он прождал четверть часа и ушел. Я тут ни при чем, сэр! Я ему говорил, что вы вот-вот будете.
Пикок засмеялся:
— Не беда, Сэндерс. А он что сказал?
— Ничего, сэр. Ни единого слова.
Полковник Пикок кивнул. Ему было хорошо знакомо это немногословие. Он ощущал его и сейчас, на расстоянии, — это каменное, немое молчание.
Пикок поглядел на коричневую перегородку, которая отделяла в этой пригородной вилле кабинет начальника от комнаты сержанта и архива, и почувствовал угрызения совести.
Его кабинету не хватало солидности реквизированных помещений главного штаба. Тут тоже был штаб, но штаб дорожно-топографического отряда, который составлял карты и действовал в неразведанных пустынях Северной Африки до самого Триполи, размечал трассы и вел наблюдение за ними по всей Киренаике и пустыням Ливии, и не столько на территории, занятой англичанами, сколько на западе, где были немцы. Отряд не входил в состав регулярной армии и даже в Каире не подчинялся распорядку, установленному для управления военно-топографической службы в Набитате. Приятно было оградить этими стенами свою независимость от армии, но когда Пикок вспомнил о Скотте, комната вдруг показалась ему ловушкой.
Однако если Пикок и почувствовал некоторую неловкость, он не отдал себе в этом отчета. Он был безукоризненно одет, он был молод. Этот гвардеец не знал, что такое сомнения. Мысль о Скотте угнетала его недолго.
— Так вот как он собирается себя вести! — сказал Пикок. Потом добавил уже осторожнее: — Разыщите, сержант, по телефону капитана Скотта и скажите ему, чтобы он пришел. Скажите…
— Не трудитесь, — послышалось из-за картонной перегородки. — Я здесь.
— О! Ну входите, входите! — И добавил, когда капитан Скотт появился в дверях: — Ничуть бы не удивился, если бы вы сбежали назад в пустыню.
— Да нет, я здесь.
— Вы как всегда там, где вас меньше всего ожидают, Скотти. Видно, этим вы и берете. Но здесь ведь не пустыня.
Полковник ждал, что Скотт ответит ему колкостью. Но Скотт промолчал.
— Сержант, выясните, что с Шейлой. Мне надо знать, как там ее щенки. Давайте, Скотт, займемся нашим делом.
Капитан Скотт кивнул, но не произнес ни слова.
Пикок почувствовал, что ему лучше объяснить свое опоздание.
— Видите, я так был занят сегодня с заместителем начальника разведки, что не успел даже взглянуть на свою собаку. Она ощенилась, и один только бог знает, что там натворил этот грек-ветеринар. В здешнем климате нельзя разводить английских сеттеров, если не можешь отдавать им все свое время и, так сказать, держать их за ручку, словно даму. И все же…
Скотт молча слушал.
Смазливое лицо Пикока выразило легкое раздражение, но он все же рассмеялся:
— Вы слишком долго жили вдали от людей. Три месяца? Слишком долго, Скотта. Надо было вернуться, когда я посылал за вами в первый раз. Даже отряды дальнего действия и те возвращаются чуть не каждый месяц.
У Скотта, который был крупнее, моложе, жестче, черты лица казались неразличимыми. Его насквозь пропекло солнечными лучами и все светотени словно выжгло. Еще виднелись пересохшие губы, потрескавшиеся в углах рта; под выгоревшими и насупленными бровями прятались воспаленные глаза — слишком много попадало в них песку, слишком часто слепило их солнце. Пустыня состарила и будто стерла его лицо, она иссушила все его тело.
— Знаете, что о вас говорят? — Пикок даже порозовел от удовольствия; теперь, когда этот человек был рядом, его равнодушие переросло в симпатию.
— Кто говорит? — спросил Скотт.
— Говорят, что вас нелегко увидеть, но еще труднее услышать! — Пикок прямо сиял от благодушия. — Вид у вас такой, словно из вас не выжмешь ни единого слова. Нельзя так долго сидеть в песках. У вас выгорят все внутренности. Да, пойдемте-ка лучше отсюда! Тут как в застенке. Давайте навестим Шейлу, а по дороге поговорим.
Скотт стал медленно надевать фуражку. Он плотно натягивал ее на голову, словно это был средневековый рыцарский шлем.
Пикок взял кожаный стек и застегнул пояс поверх хорошо пригнанного походного кителя, разглядывая при этом Скотта уже доброжелательнее и с интересом.
— Вы не всегда были таким сухарем, Скотт. Раньше и у вас, бывало, заметишь смешинку. — Пикок знал, когда произошла перемена. — Никак не можете забыть историю в Джало. Я знаю, как вы были привязаны к Пикерингу и своим товарищам по отряду. — Он покачал головой. — И мне все это далось не легко. Да что теперь поделаешь!
— Это верно, — согласился Скотт.
— Вот и хорошо. Рад, что и вы со мной согласны. Мы не можем себе позволить, чтобы эта история вечно стояла между нами. Нравится вам это или нет, но нам придется работать с генералом Черчем, даже если вы и считаете, что у него руки в крови. Ничего у нас не выйдет, если мы не будем ладить друг с другом. А я уж постараюсь, чтобы мы поладили, дайте только забыть прошлое. В ваших же интересах…
— Пойдемте, поглядим на ваших собак, — любезно сказал Скотт, но так и не смог скрыть своего холодка. В улыбке, которая собрала его лицо в самые причудливые складки, не хватало дружелюбия.