Не играй со мной
Шрифт:
– Эй, ты чего дерешься? Плохая девчонка! – наигранно обижается он.
– Давай просто посидим и насладимся рассветом, - призываю я расслабиться нас обоих, это нам очень нужно.
– Как скажешь, - Ник целует меня в щеку и еще сильнее прижимает к себе. Мне так хорошо вот так сидеть в его объятиях, наслаждаясь каждой минутой ничегонеделания вместе с человеком, который стал мне близок за последнее время.
– Здесь очень красиво, - прерываю наше молчание. – Спасибо, что привез нас сюда.
– Не за что, мне тоже здесь очень нравится.
– Часто сюда приезжаешь? – пытаюсь выведать, как часто он тут бывает, потому что всем сердцем хочу вернуться
– Не очень, если честно. Много разных воспоминаний…, - что-то не договаривает он. Я ничего не спрашиваю, потому что, возможно, Николас не хочет об этом говорить, а мне неудобно самой спрашивать, что произошло, и какого рода воспоминаниями наполняет его это место. – Их чертовски тяжело снова впускать в свою жизнь.
– Почему? – едва слышно спрашиваю я, не надеясь получить ответ, если честно.
– Это связано с моим отцом, - сразу же отвечает он.
– Знаешь, у меня никогда не было примера взаимоотношений отца и сына, - начинает неожиданного говорить он.
– И все не от того, что у меня не было отца. Он был физически на этой планете, и мы даже жили в одном доме. Но его никогда не было рядом со мной. Не было ни одного момента в моей жизни, чтобы он сказал «Сынок, ты молодец» или «Сынок, давай погоняем вместе мяч». Это все, увы, не про мое детство и не про меня. Поэтому, сейчас мне отчасти странно находиться здесь и видеть тебя и Райли, у которых настоящие отношения матери и дочери, как и должно быть. Это большое счастье для вас и, прежде всего, для нее, - говорит он и говорит, не ожидая, что я присоединюсь к этой беседе, не ожидая моих вопросов, которые я, конечно же, не буду задавать. Мне достаточно того, что он сам хочет мне рассказать. Я понимаю, что ему нужно выговориться, и даю ему такую возможность, не суюсь к нему с расспросами. Просто слушаю.
– Помню, я любил приходить на озеро, не сюда, на другое, которое чуть дальше от нашего дома. Моей мечтой всегда было порыбачить. Не в смысле подурачиться вместе с ребятами моего возраста и соревноваться, кто первым поймает рыбешку или кто из нас поймает рыбу побольше. Я приходил на озеро один воскресными днями, все лето напролет, и с завистью наблюдал, как отцы со своими сыновьями вместе рыбачат. И им было неважно, кто первым поймает рыбу. Нет, вовсе нет. Это был особенный ритуал отца и сына – вылазка парней двух поколений семьи, когда старший передавал свой опыт и навыки младшему, давая тем самым пример, что всегда и во всем нужно держаться вместе. Что мужчины – это оплот и крепостная стена семьи. Я завидовал, - продолжал он, - и мне становилось грустно. Каждый раз я уходил оттуда со слезами на глазах. Но однажды мой ритуал прекратился, конечно же, не по моей воле.
– После этих его слов у меня вообще отпали всякие вопросы по поводу рыбалки. Это были еще одни непрошенные воспоминания на его голову, которые возможно я разбудила.
– Мне было одиннадцать лет, - продолжал он, как ни в чем не бывало.
– В очередной раз я возвращался домой с воскресной «рыбалки», когда, подходя к дому, меня за ворот рубахи схватил мой отец, от которого разило дешевым пойлом. Я видел по его глазам, что он был пьян в стельку и, как обычно бывало в таком состоянии, он был зол. Лишь повзрослев, я понял, что он заливал бурбоном свою никчемность и свои неудачи. А на меня, как на маленького мальчишку, который не способен дать ему отпор, он выливал всю свою злость. Спускал на меня всех собак. Бил меня, калеча мое тело, все же избегая моего лица. Видимо, не хотел, чтобы кому-то были очевидны его методы воспитания.
У меня на глазах начали наворачиваться
– Когда я уже не мог терпеть его ударов, то начинал тихо стонать, обливаясь слезами. Он же начинал орать на меня, говоря «Ну что ты плачешь как девка? Веди себя как мужик, хватит распускать слюни». Кажется, я всегда буду помнить эти слова, которые иногда так и крутятся в моей голове. Я молчал и ничего ему не отвечал. Я был настолько им запуган, что просто предпочитал его тихо ненавидеть, нежели распалять его гнев еще сильней. Я боялся, что однажды он может забить меня до смерти, поэтому просто стал его избегать после того случая и не попадаться вообще на глаза.
Николас замолчал, тяжело вздохнув.
– Иногда мне кажется, что я просто смотрю какой-то фильм в своей голове, и все это было не со мной. Физически я не чувствую этой боли на своем теле, но в душе раны по-прежнему еще слегка кровоточат. Такое невозможно забыть.
Теперь я понимаю, почему не смотря на весь ужас случившегося, он пытается не забыть это, хотя бы частично вспоминать. Никому не захочется вновь пережить повторно предательство, испытав однажды предательство своего родителя, который дал тебе жизнь и в то же самое время не давал тебе жить. Это просто какая-то дурацкая ирония. Боже, взрослые бывают такими ублюдками по отношению к своим детям.
– И как ты это терпел? – спросила я, стараясь не выдать, что я тихо оплакиваю его горькие воспоминания.
Николас громко вздохнул: - Когда мне было тринадцать лет, то отец умер, и меня забрали к себе родственники матери в Филадельфию. Они состоятельные, но у них никогда не было детей, так уж случилось, поэтому они помогли мне стать тем, кем я сейчас и явлюсь. Я им очень благодарен. Жаль, что сейчас они уже не с нами, упокой Господь их души.
– Зачем ты сюда приезжаешь, если столько плохих воспоминаний вызывает это место, это озеро? – вновь оборачиваюсь и смотрю на него, желая получить искренний ответ.
– Я тебе уже говорил, что стараюсь бороться со своими страхами, смело глядя им в лицо, а не прячась под кровать и не забиваясь в угол, как делал, будучи маленьким. Это полностью заслуга моего отца, я таким остался навсегда и во всем. Это как напоминание мне о том, что я никогда не буду обращаться подобным образом со своим сыном или дочерью, неважно. Я хочу быть достойным примером для своего ребенка, а не жалкой тенью для подражания. Я не хочу быть как он, понимаешь?
– Понимаю, - киваю я и полностью поворачиваюсь к нему, освобождаясь от его объятий и вытирая пальцем слезы, что стекают по щекам, не желая, чтобы Николас видел, что я расстроена его детством. В таких красивых местах такое уродливое, искалеченное детство. Это просто ужасно. Дети не виноваты в грехах своих родителей, но к сожаленью жизнь иногда так несправедлива.
– Ты хорошая мать, - утверждает Николас. – Райли очень повезло, она просто замечательный ребенок и так похожа на тебя.
У меня вырывается смех сквозь слезы: - Что ты. Она копия своего папочки. И, вообще, не захвали меня.
– Это чистая правда, - говорит он. – Ваша особая связь видна невооруженным глазом.
– Кажется, ты ей нравишься, - излагаю Николасу свои наблюдения. Он смотрит удивленно на меня, словно ожидал от меня услышать все что угодно, только не эти слова. Он ничего не говорит некоторое время, что, кажется, прошло уже несколько часов.