Не искушай меня
Шрифт:
Страх быть обнаруженной заставил ее замереть. Но разговор за дверью стал более оживленным, и Линетт вздохнула с облегчением – те, кто был там, слишком увлечены беседой, чтобы заметить, что мимо комнаты кто-то прошел. Она уже собиралась пройти дальше, как голоса вдруг умолкли, и явственно послышался скрип кровати. Линетт прикусила губу и остановилась.
Из-за двери донесся хрипловатый смех женщины, потом приглушенный мужской голос.
Судя по интонациям баритона – слов Линетт разобрать не могла, – мужчина уговаривал женщину. Женщина что-то промурлыкала, и мужчина застонал, после чего послышался ритмичный звук, как будто кто-то громко топал. Этому звуку стены не были преградой, звук был громкий, упрямый, нескончаемый. Они заняты любовными играми.
У Линетт перехватило дыхание. Она схватилась рукой за горло. На лбу ее выступил пот.
Не в силах запретить себе слушать, она прижалась к стене. Свободная рука под плащом то сжималась в кулак, то разжималась. Линетт напрягла бедра, чтобы не дрожали ноги, и прикусила нижнюю губу, когда разгоряченные крики наслаждения стали громче и беспрепятственно распространились по всему коридору.
Она не знала, сколько времени стояла там, но поняла лишь, что все ее чувства обострились до предела, кожа горела, во рту пересохло, грудь налилась, и в ней возникло странное невыносимое томление.
Дверь справа широко отворилась, и золотистый свет залил коридор. Линетт напряженно выпрямилась, увидев Саймона, вышедшего из комнаты с перекошенным от злобы лицом. На нем были одни лишь бриджи, да и те расстегнуты, открывая взгляду соблазнительный треугольник загорелой кожи и узкую полоску курчавых волос, уходящую вниз, под бриджи, которые заканчивались как раз над солидной выпуклостью – свидетельством его возбуждения. У Саймона был мускулистый живот, и кулаки его были сжаты, подчеркивая крепость и объем мощных бицепсов. Волосы его черными шелковистыми прядями разметались по плечам.
Линетт никогда еще не видела мужчины прекраснее этого.
И никогда ей ничего не хотелось сильнее, чем оказаться в объятиях этого красавца.
Саймон остановился и уставился на нее, не мигая. Ритм его дыхания изменился, и она мгновенно почувствовала перемену в его состоянии. Гнев в одну секунду обернулся похотью, и Линетт обдало жаром.
– Саймон, – прошептала она и протянула ему руку.
В два шага он преодолел разделявшее их расстояние и заключил ее в объятия, прижал к груди. Она обхватила его за шею, вжалась грудью в его живот и губами прижалась к его горлу.
От него пахло табаком, бренди и мускусом, и этот запах пробудил в ней странное беспокойство. Она была там, где ей должно быть, – в объятиях Саймона. Бескостная, словно марионетка, она позволила ему взять ее на руки и отнести в спальню. Саймон ногой закрыл за собой дверь.
«Ты нужен мне». Она хотела произнести эти слова, но мешал спазм в горле.
Саймон знал об этом и без ее слов. Чувственный голод изменил его черты, сделал их жестче. В глазах его горел огонь ярче множества свечей. Он опустил Линетт на ноги перед массивной кроватью и расстегнул застежку плаща у горла. Плащ упал к ее ногам. Линетт почувствовала себя обнаженной, несмотря на то, что была вполне одета.
– Что, черт возьми, на вас надето? – рявкнул он.
– Это для маскировки.
– Господи! – На скулах его заходили желваки. – Повернитесь.
Нахмурившись, Линетт сделала, как он просил. Она едва не подпрыгнула, когда он накрыл ладонями ее ягодицы и слегка сжал их.
– Вы хоть представляете, что вы со мной делаете, явившись сюда в таком одеянии? Вы словно напрашиваетесь на то, чтобы я вас уложил в постель, – сказал он грубо. – Я и так едва терплю, а тут вы еще себя обтянули так, что каждый изгиб тела напоказ.
Линетт возбуждала такая манера речи. Она поверить не могла, что такое возможно.
– Разве мой вид сравнится с вашим? – спросила она и коснулась его пупка, затем провела кончиком пальца вдоль курчавой дорожки вниз, до того места, где начинались бриджи.
Саймон перехватил ее руку и легонько пожал.
– Зачем вы пришли?
– Я испорчу момент, если скажу, что пришла потому, что захотела?
– Нет.
– Мать считает, что брак меня обуздает. Если она действительно намерена выдать меня замуж, то я хочу получить свое сейчас.
Напряжение его выразилось в том, что на твердой как камень груди его выступил каждый мускул. Линетт подумала, что он красив, но не картинно красив, не так, как античная статуя, где выверена каждая линия тела, а красив, как варвар, как дикарь, как мужчина, который выживает лишь благодаря своей физической силе.
– Она приходила ко мне сегодня, – пробормотал Саймон и, взяв Линетт за бедра, привлек к себе. – Она предложила мне деньги за то, чтобы я уехал.
В голосе его звучали раздражение и горечь. Линетт не знала, чего там было больше.
– И что вы ей сказали?
Он смотрел ей прямо в глаза:
– Я сказал, что рассмотрю ее предложение.
Боль, острая и пронизывающая, прошила ей грудь. Она сделала глубокий вдох, но не отстранилась. Возможно, она была наивной, но она не могла поверить в то, что мужчина может вот так смотреть на нее, когда на самом деле ему на нее совершенно наплевать.
– Почему?
– Мои счета арестовали. Не могу уехать сам, у меня на это просто нет средств.
– А вам надо уехать?
– Ради вас, – он прижался щекой к ее виску, – мне пришлось бы уехать.
– Пришлось бы? – прошептала Линетт.
Пальцы ее, едва касаясь, поглаживали его по спине. Она чувствовала, как под ними играют мускулы, как у норовистого жеребца.
– Теперь мне никуда не надо уезжать. Я лишу вас девственности, и часа не пройдет.
Саймон прикоснулся кончиками пальцев к завязке рубашки у нее на горле и, потянув за тесемку, развязал узел. Лоб Линетт увлажнился от его горячего дыхания, и это ощущение оказалось на удивление возбуждающим.
– К утру, – прошептал он, – от вашей невинности, боюсь, не останется и следа.