Не искушай меня
Шрифт:
Саймон улыбался – Линетт ворошила волоски у него на груди. Она лежала на боку, закинув ногу ему на бедро в опасной близости от его пениса. Кожа ее была такой шелковистой и гладкой, тела их были так тесно переплетены… Слишком острые ощущения для его детородного органа, который тут же возвестил о своей полной боевой готовности. У Саймона даже заныло в промежности. Если бы сегодняшняя ночь не была бы в ее жизни первой, он бы не задумываясь, овладел ею прямо сейчас. Но Саймон не хотел причинять Линетт боль и поэтому тянул время. Он смотрел на камин, закинув одну руку за голову, другой обнимая ее за голые плечи. Стоило ему опустить глаза и посмотреть на нее, как внутри у него все сжималось. Волосы ее во всем своем великолепии разметались по подушке, по плечам. Кое-какие пряди еще удерживали шпильки, но какие шпильки могут выдержать натиск страсти столь необузданной, как у Линетт?
В неистовстве страсти она была ошеломляюще красива. Линетт была неукротима в проявлениях своего темперамента, не знала она в эти минуты ни стыда, ни удержу.
Из всех женщин, которые перебывали в его постели, пожалуй, одна лишь Линетт видела в нем личность, а не просто доступного в данный момент любовника с достаточным уровнем мастерства и привлекательности.
После встречи с виконтессой Саймон не сомневался в том, что Линетт придется несладко. Ее ждет осуждение не одной лишь матери, но и всего общества, ибо, решившись отдаться мужчине до брака, она попрала основы морали. В кругу Линетт замуж принято выходить девственницей. Всю жизнь ее готовили к роли примерной жены, достойной уважения мужа уже потому, что она сумела сохранить себя для него, и сегодняшней ночью Линетт перечеркнула все, чему ее учили. Неужели она считает, что он, как Париж, «стоит мессы»?
– Почему арестовали твои счета? – спросила она, подняв на него глаза.
– Шантаж и грабеж, – сухо ответил Саймон, поглаживая ее шелковистое плечо. – Я подал в отставку, а они не хотят ее принимать.
– Они что, считают тебя своим рабом?! – В голосе ее звучало возмущение.
– Можно сказать и так, но это явление временное.
– Чего от тебя хотят? Что ты должен для них сделать? – Линетт села, прислонившись к изголовью, и скромно натянула на себя простыню, удерживая ее под мышками. Но стройные ноги ее при этом обнажились. Она поджала их под себя, однако от этого вид их стал не менее соблазнительным. Саймон не отказал себе в удовольствии полюбоваться ее ножками.
– Наша общая знакомая, Лизетт Руссо, опять что-то затевает. Она связалась с одним американцем из революционеров, и я должен узнать, с какой целью.
– И они не могут найти никого другого для этой работы?
– Очевидно, не могут. – Он подумал немного и спросил: – Ее фамилия тебе знакома?
– Руссо? Распространенная фамилия, но ничего особенного на ум не приходит. А почему ты спросил?
– Просто так. Прорабатываю версии.
Линетт провела кончиком пальца по кромке простыни.
– От тебя ждут, что ты ее соблазнишь?
– Да, такое предложение поступило, – пробормотал он, пристально глядя на нее.
Линетт поджала губы:
– Но ты ведь этого не сделаешь?
Саймон усмехнулся:
– Разумеется.
– Ты серьезно? – сердито переспросила Линетт.
Ей не понравилась эта ухмылка, и она потешно наморщила лоб.
– Ты ревнуешь?
Лицо ее приняло выражение оскорбленного достоинства, которое сменилось досадой.
– Ты скажешь мне, откуда ты ее знаешь?
Саймон похлопал себя по груди:
– Если ты снова ляжешь сюда, то, возможно, сможешь меня убедить.
Линетт сделала так, как он просил. Он потянул простыню на себя и откинул ее, чтобы между ними не было даже этой тонкой преграды. Груди ее мягко упирались ему в грудь, и кудряшки ее лона приятно щекотали его бедро. Раньше он никогда не получал удовольствия от таких ощущений, по крайней мере не получал такого сильного удовольствия. Казалось, каждая клеточка его тела точно настроена на созвучия ее тела.
– Недавно, – начал он, обнимая ее, – мадемуазель Руссо сопровождала меня в путешествии в Англию. Она заявила, что ищет преступника, и этот преступник не кто иной, как мой соратник, в котором я был абсолютно уверен. Я знал, что он не может быть замешан в преступлении.
– Ты нашел его?
– Да, и все хорошо закончилось, но по ходу дела обнаружилось, что Лизетт охотилась вовсе не за моим товарищем. Она действительно проводила поиск, но поиск совсем иного рода. Она проиграла, но мне преподала хороший урок. Я видел, как эта женщина насмерть заколола человека и безжалостно предала товарища ради спасения собственной жизни.
– О! – Линетт приподняла голову и тяжело опустила ее Саймону на грудь.
– Как это понимать, тиаска? – пробормотал он, почувствовав перемену в ее настроении.
– Она совсем не похожа на мою сестру. По твоим словам получается, что она настоящее чудовище.
Саймон прижал Линетт к груди стараясь успокоить как мог.
– В ее защиту могу сказать, что временами мне казалось, что она презирает себя. Кроме того, человек, которого она убила, пожалуй, заслужил такой конец. То был очень плохой человек. Судя по тому, с какой злобой она воткнула в него нож, она ему мстила за что-то. Вероятно, в прошлом он нанес ей немало обид. В ней не было злорадства, когда она его убивала, один лишь гнев. Гнев, который редко увидишь в женщине.
Линетт передернула плечами:
– Я не могу представить, чтобы Лизетт кого-то убила.
– Надеюсь, тебе никогда и не придется представлять такое. Какими бы ни были причины, побуждающие совершить убийство, такое преступление не может не оставить след в душе того, кто его совершил.
Линетт отстранилась и посмотрела ему в глаза своими ясными голубыми глазами.
– А ты убивал кого-нибудь?
– Увы, да.
Он вздрогнул как от боли, когда увидел, как ее передернуло от его признания. Саймон испугался не на шутку, что теперь обожанию ее придет конец. Едва ли он смог бы перенести такое.
– Много людей ты убил?
– Довольно много.
Линетт так долго молчала, что он невольно спросил себя, не придумывает ли она способ, как побыстрее от него убежать. Но тут она сказала:
– Спасибо тебе за твою честность.
– Спасибо за то, что не убежала от меня.
Точеное плечо цвета слоновой кости изящно приподнялось и опустилось.
– Я вижу, что призраки тех людей не отпускают тебя.
– Ты видишь? – хрипло спросил он, внезапно почувствовав себя так, словно его вывернули наизнанку. Словно он лежал перед ней нагой не только телом, но и душой.