Не искушай меня
Шрифт:
Невинность и чистота Линетт завоевали его. Не девственность, которой она лишилась несколько часов назад, а кристально чистое сердце ее, впервые познавшее любовь. Ее цельность, ее решимость не оглядываться назад, ее бесстрашие. Разбитые мечты? Она не думала о том, что ей придется собирать осколки. Она не боялась крушения иллюзий.
Линетт никогда еще в своей жизни никого не любила. Он был первым.
И он готов был продать душу дьяволу, лишь бы остаться первым на всю жизнь.
Он никогда не имел собственного дома в настоящем понимании
Сегодня. Этой ночью она была его, и только его женщиной. Она принесла себя ему в дар. Невероятность и грандиозность этого дара потрясали.
– Сердце мое, – выдохнула она, обнимая его своими изящными руками, держась за него так, словно он был ее якорем.
Саймон брал ее все так же медленно, все так же глубоко проникая в нее. Он старался продлить это соитие как можно дольше. Он едва терпел, и, не будь он настолько сильно от нее без ума, он не выдержал бы такого напряжения. Она так жадно принимала его в себя, сжимала его в себе.
– Господи! – выдохнул он. Он чувствовал приближение спазмов развязки. – Так хорошо – простонал он. – Так чертовски хорошо…
– Прошу тебя, – взмолилась Линетт, охрипнув от страсти.
– Скажи мне, что тебе нужно, – пробормотал он, лизнув ее в мочку уха. – Скажи мне, и я дам тебе это.
– Сделай это снова, – выдохнула она. – Снова…
Он вышел из нее почти целиком, прижав головку к клитору, сделал замах и вонзился в нее, дав ее клитору ту окончательную стимуляцию, которую она от него требовала.
Линетт напряглась, взметнула бедра вверх, замерла на вершине, и тогда волна за волной накрыли ее мощные спазмы оргазма. Она царапала Саймону спину, всхлипывая, выкрикивала его имя, она рассыпалась на мелкие осколки в его объятиях, она раз за разом сжимала его своим лоном.
Он застонал, заскрежетал зубами, вцепившись в подушку, пока Линетт извивалась под ним, побуждая его излить свое семя в ее глубины. Он удерживался одним усилием воли, он ждал, пока утихнет дрожь, чтобы высвободиться из цепкой хватки и пролить семя на простыню. Теперь уже его сотрясали спазмы, и происходящее с ним перечеркивало все то, что он до сих пор знал о сексе.
Горячая влага омывала его пенис, и он думал о том насколько несправедливо то, что семя его никогда не осядет в ее лоне, не примется в нем, не даст росток его, Саймона, будущего.
Он, наконец, был дома, но ему не позволят в этом доме остаться.
Глава 13
– Руссо не такая уж редкая фамилия, Филипп, – устало сказала Маргарита, – Я все равно попросила бы тебя о помощи.
Маргарита встала и взяла со стола пустой бокал. Подойдя к буфету, она наполнила свой бокал хересом, а ему налила бренди и со знанием дела подогрела золотистую жидкость над пламенем свечи.
Когда Маргарита поднялась, Филипп тоже встал, наблюдая за ней глазами любящего мужчины. Он сомкнул пальцы вокруг ее пальцев, принимая угощение. Его прикосновение словно прожгло ее насквозь, напомнив ей о том, как эти пальцы ласкали куда более интимные места ее тела.
– Почему не попросить о помощи твоего мужа? – тихо спросил он.
– У меня есть на это свои причины.
– Расскажи мне о них.
У Маргариты задрожала нижняя губа, и он опустил голову и языком провел по дрожащему изгибу. Он застонал и крепче сжал ее пальцы.
Маргариту словно захватил горячий вихрь. Его вкус был таким знакомым, таким желанным. И словно не было всех этих лет разлуки, она все так же горячо, все так же пламенно любила его.
– Я была тебе сердцем верна все эти годы, – прошептала она. Она дрожала так, что херес полился через край и вино попало на пальцы. – Но если я еще могу держать голову высоко, так это потому, что ни разу не изменила мужу по-настоящему.
Она почувствовала, каких усилий ему стоило отпустить ее и отступить на шаг. Грудь его тяжело вздымалась, и ноздри раздувались, как у жеребца, почуявшего свою кобылу.
– Тогда скажи мне правду, – сказал он тихо и залпом выпил приготовленный ею бренди. – Если ты не хочешь дать мне ничего другого, дай мне хотя бы это.
Она была внутренне готова к тому, что ее отказ отзовется в нем болью, но она не знала, как сильно его боль отзовется в ней.
– Я все тебе сказала!
– Хотел бы я, чтобы ты больше доверяла мне, верила в то, что я могу тебя защитить.
– Ты думаешь, что я уехала ради себя? Я порвала с семьей и друзьями, оставила все, что было мне дорого, и пришла к тебе в том, что было на мне, и после этого ты думаешь, что я оставила тебя ради собственной выгоды?
Филипп сжал бокал так, словно хотел его раздавить.
– Ты был на пороге смерти! – воскликнула Маргарита. Давняя боль вернулась с прежней остротой. – Они так тебя избили, что, как мне сказали, ты мог не дожить до конца недели. Но я все равно надеялась. – Она поставила бокал на стол и отвернулась. – Я верила, что ты выживешь, потому что не могла представить свою жизнь без тебя.
– Маргарита…
Она слышала, как Филипп поставил бокал на стол и почувствовала, что он подошел ближе. Обернувшись к нему, она подняла руку, давая знать, чтобы он не приближался.
– Прошу тебя. Ты моя слабость. Если ты прикоснешься ко мне, я упаду к твоим ногам и буду потом ненавидеть себя за это. Я не люблю де Гренье. Я не могу его любить, потому что я люблю тебя. Но он всегда хорошо ко мне относился, даже зная о том, что я его не люблю. Даже зная о том, что я не могу подарить ему сына, которого он так хочет.
Филипп замер.
– Если он такой образцовый супруг, то почему не обратиться к нему?
– Ты мне не поможешь?
– Ты знаешь, что я тебе помогу, Я бы вырезал сердце из груди и отдал тебе, если бы ты меня об этом попросила.