Не искушай меня
Шрифт:
И хотя он стоял там, во всей пышном блеске придворного наряда, и каждым дюймом выглядел как герцог, каковым он являлся, происходя от очень длинной череды других герцогов – невзирая на всю эту помпезность, он всё же оставался Люсьеном.
Дверца кареты отворилась.
Время пришло.
Они все знали, кто она, чему Марчмонт ничуть не удивлялся.
Только лондонская чернь – простолюдины – присутствовали при появлении Зои на балконе Лексхэм Хауса. Всего несколько представителей аристократии могло быть в толпе, если они вообще были там, толкаясь с оборванцами.
Это было всё, что Общество, за исключением горстки посетивших званый обед, могло увидеть, если иметь в виду мисс Лексхэм.
Вместе с тем, мир знал, кто она. Даже высший свет был в состоянии при безнадёжных обстоятельствах сложить вместе два и два. Его представители заметили Марчмонта и её мать, придя к логическому заключению.
Они также отодвинулись как можно дальше, в той мере насколько позволяли переполненные проходы и придворные наряды. Холл представлял собой как обычно бурлящее море людей, дамы с опущенными руками в перчатках, держали кринолины сжатыми – и подальше от шпаг джентльменов.
Герцог осознавал, что некоторые леди чересчур сжимались и отшатывались от Зои, словно боясь испачкаться. Он кипел от злости, но сделать ничего не мог, кроме как запомнить имена каждой из тех дам и проследить, чтобы они горько пожалели об этом.
Люсьен ощутил руку на своём локте и посмотрел вниз. Это была рука Зои, облачённая в длинную перчатку, с бриллиантовыми браслетами, свисающими с запястья. Ей пришлось подойти поближе, чтобы прикоснуться к нему, её локти были заняты, оберегая обручи кринолина. До него донёсся её запах, усиливаясь, как он знал слишком хорошо, от тёплой плоти, щедро выставленной на обозрение в едва ли дюйме от его носа и обрамлённой кружевами и розовым атласом. Самый нижний и самый крупный бриллиант её ожерелья угнездился в приветливой ложбине между грудями Зои.
– Ты выглядишь очень угрожающе, – сказала она вполголоса. – Ты не можешь их всех убить только потому, что они… осторожничают.
И Зоя улыбнулась ему.
– Я не выгляжу… Осторожничают?
– Давай притворимся, что это так.
Герцог предпочитал представлять, как он сшибает кулаками украшенные перьями причёски с их голов.
– Не обращай на них внимания, – говорила Зоя. – Они меня не волнуют. Когда я впервые вошла в гарем, почти каждая пыталась заставить меня почувствовать себя нежеланной, и в этом они были гораздо более искусны, чем английские леди.
– Я всегда воображал женщин гарема утончёнными, – сказал он, пытаясь соответствовать её беззаботной улыбке. Люсьен привык носить маски, но это было выше его сил. Зоя держалась храбро, но он знал, что глупые женщины вокруг них ранили её чувства – а ведь они даже не
– «Убирайся, замарашка», сказали бы они, – заметила Зоя. – «Ты зачем сюда пришла? Здесь тебя никто не хочет». Они меня обзывали. Запирали в кладовках. Устраивали глупые розыгрыши. Они похожи на злых детей. Но этим женщинам никогда не позволялось повзрослеть, по-настоящему. А это просто ничто.
Она качнула головой, и перья закивали.
– Для тебя, может быть, ничто, – возразил Марчмонт. – А для меня не ничто.
– Никто здесь не может мне помешать или помочь, – сказала Зоя. – Ты привёз меня сюда. Всё остальное зависит от меня.
Взгляд её голубых глаз прошёлся вверх по лестнице. Перегородка разделяла её, так же как и первую площадку, где лестница расходилась надвое. Часть толпы двигалась вверх по одной стороне, в то время как другая спускалась вниз. Казалось, что никто не двигается, но это было нормальным.
– Им придётся потрудиться, чтобы сторониться, когда мы будем взбираться по лестнице, – проговорила Зоя. – Будет забавно.
Герцог так не думал.
Три четверти часа занял подъём от начала лестницы к вершине. Процессия двигалась медленно через четыре зала, и когда они добрались до прохода, она смогла увидеть через открытые двери: колышущиеся перья, некоторые из них цветные, большинство белые, кружевные ленты на шляпах, свисающие на плечи дамам, драгоценности мерцают на свету, и пенящиеся платья всех цветов радуги.
Это было прекрасно, и само зрелище сделало Зою счастливой. Она была дома, среди своих людей – даже если некоторые из них были против неё.
С ней был Марчмонт, её рыцарь, готовый сражаться с драконами ради своей протеже. Он на самом деле выглядел очень опасным, сердито оглядывая собравшихся прищуренными глазами – и при шпаге, никак не меньше.
Но сейчас он не мог сражаться за неё с драконами. Он не мог представить её Королеве. Это должна была сделать мама, и Зое предстояло выглядеть презентабельно.
Они прошли в большой зал, и Зоя, наконец, увидела её: старую и явно нездоровую леди под бархатным, красным с золотом балдахином. Она сидела в бархатном, красном с золотом кресле. Принцессы и фрейлины стояли рядом.
Люди подходили к Королеве, кланялись и приседали в реверансе. Стоящая перед Зоей девушка, пугающе юная, как раз проходила представление. На ней было надето скромное платье цвета слоновой кости.
Но Зоя не была юной девушкой. Она отличалась от них, и было бы глупо притворяться тем, кем она не являлась.
Однако сегодня не был день обычных представлений ко двору, и Зоя не так выделялась среди юных дев с их девичьими платьями. Большинство дам и джентльменов, застывавших перед пожилой особой в бархатном кресле, были ей хорошо знакомы. Королева сказала девушке несколько слов, но едва кивала большинству из кланявшихся и приседавших.
Зоя в восхищении наблюдала.
Перед ними никого не осталось. Мама двинулась к балдахину, прямо за ней шла Зоя. Мама что-то сказала, но она ничего не расслышала из-за звона в ушах.