(Не) люби меня
Шрифт:
— Если таков ваш приказ. Но это будет второй раз за неделю, — напомнила я.
— Хочу. чтобы это было твое желание, — поправил он.
— Вы слишком многого хотите, — теперь я смотрела в стену, избегая встречаться с ним взглядом. — Я устала. Где я могу отдохнуть?
— Идем, провожу, — он больше не прикасался ко мне и пошел вперед, указывая дорогу.
Проводив меня до дверей, сам он не вошел, помня об обещании, что мои покои неприкосновенны для него. Я сдержанно поклонилась и скрылась в комнате, оставив его за порогом.
Ланвен как раз застилала свежими
Комната явно принадлежала мужчине, и я видела его присутствие во всем — тяжелый дубовый стол, массивное кресло, каминные щипцы с рукояткой в виде оскаленной звериной головы, вместо ковра — брошенная на каменный пол лохматая шкура. Я прошла к камину и задумчиво передвинула раскрашенную терракотовую статуэтку, изображавшую странное существо — с телом льва, с орлиными крыльями, и с женской головой, увенчанной золотистыми пышными кудрями.
Рядом со статуэткой лежали запечатанные свитки. Их было много — десять, если не больше, и новенькие печати еще пахли медом и воском.
— Надо унести письма, — сказала я Ланвен. — Наверное, это прошения королю, вдруг там что-то важное.
— Это не королю, — ответила она, взбивая подушки. — Это передали для вас.
— Для меня? — я замерла, едва не уронив статуэтку.
— А что вас так удивляет? — Ланвен посмотрела на меня с иронией. — После того, что случилось с Вереями, все увидели, что король готов выполнить любую вашу просьбу. Думаю, многие благородные лорды и леди поспешат выказать вам свою особую любовь и приязнь… в надежде, что вы замолвите о них словечко.
— Я не стану это читать, — торопливо отойдя от камина, я встала у окна. — Не желаю ни за кого просить.
— Как скажете, метресса, — Ланвен по-хозяйски сгребла послания в пустую корзину из-под белья, и поставила ее к порогу.
Девушка-служанка сделала свое дело, забрала корзины и ушла, а Ланвен закрыла сундуки и пристроилась на скамейке с вышиванием. Я не знала, чем заняться, и продолжала стоять у окна, глядя, как голуби ходят по карнизу, красуясь перед голубками.
— Слышала, вы при всех выказали недовольство, когда король вас поцеловал, — сказала Ланвен, не поднимая голову от пяльцев. — Зря вы так.
— Сплетни здесь разносятся быстро, — усмехнулась я.
— Жизнь при дворе — это как лошадиный забег. Кто отстал, тому сена не дадут, — Ланвен выудила из рукодельной корзины моточек алого шелка и принялась отматывать нитку. — Позвольте дать вам совет. Одно дело — распалять мужчину отказом, а другое — уже уступив, обижать презрением. Пока король прощает вам всё, но неразумно испытывать его терпение, оскорбляя напоказ. Забудьте, что было раньше. Теперь в вашей жизни всё пойдёт по-иному. В эту ночь он придет к вам?
— В эту ночь он приказал прийти мне к нему.
— Сомневаюсь, что он изъявил свое желание именно так, — не поверила она мне. — По-моему, вам пора перестать жалеть себя и начать жить. Вы — метресса дю Рой.
Король в ваших руках, пользуйтесь этим.
Я едва сдержалась, чтобы не сказать ей, что она рассуждает, как шлюха. Но я промолчала. Потому что Ланвен не была шлюхой, это я нарушила все мыслимые законы — человеческие и божественные, и совершила прелюбодейство. И даже предательство Жозефа меня не оправдывало.
Предстоящей ночи я ждала с содроганием, и когда Ланвен разложила на постели ночную рубашку — из тонкого полупрозрачного шелка, собранную пышными складками от короткого лифа, и на рукавах, я испытала почти панический страх.
Вчера я примчалась к королю, горя от обиды и ненависти. Сегодня же я не находила в себе сил на новое безумство. Наверное, сказались усталость и волнения.
Я молилась о чуде, и оно свершилось.
Появился мажордом и сообщил, что король спешно отбыл из столицы в соседнее графство, а посему мое посещение королевской спальни в эту ночь откладывается.
Я обрадовалась так явно, что Ланвен это заметила и неодобрительно покачала головой, но мне было безразлично ее одобрение или осуждение. Надев простую льняную рубашку, я улеглась в постель и заснула — одна, стараясь не думать ни о чем.
Король отсутствовал несколько дней, и я убедилась, что Ланвен оказалась права.
Теперь в моей жизни всё стало иначе. Когда я отправлялась на прогулку за пределы замка, люди кидались ко мне, протягивая прошения и умоляя устроить встречу с королем. Придворные лорды и леди пытались подружиться, действуя осторожно и вкрадчиво. Их не интересовала Диана, их интересовало, что можно от нее получить. Стараясь никого не обижать прямым отказом, я привыкла ходить с таким отстраненным выражением лица, что королева несколько раз справлялась о моем здоровье. После того, как я стала любовницей короля, ее величество не заговаривала со мной об этом, но при первой же встрече незаметно взяла меня за руку и ласково пожала.
Мне было неприятно это прикосновение. И ее молчаливая благодарность вызывала только жгучий протест и злила еще больше, чем острые взгляды леди Сибиллы.
Она тоже не заговаривала со мной больше, но я всегда и везде натыкалась на нее — красивую, пышнотелую, с кошачьими повадками и вкрадчивыми улыбками. Был еще принц, несколько присмиревший после нашей стычки за завтраком, но не оставивший ни кривых усмешек, ни презрительных взглядов, и я знала, что мира между нами никогда не будет, и в глубине души признавала его правоту — какому бы сыну понравилось видеть рядом с отцом юную любовницу, в то время как мать сидит в стороне, делая вид, что ее ничуть не трогает измена мужа.
Но, даже понимая принца, я не стала любить его больше. На третий или четвертый день отъезда короля я прогуливалась по саду, и три служанки королевы следовали за мной с упорством, достойным тени. Я старалась не замечать их, наслаждаясь солнцем, дыханием весны и временной передышкой, подарившей мне спокойствие, когда на тропинку, преградив мне путь, неожиданно вышел наследный принц. Один, без свиты. И взглянув на него, я поняла, что разговор пойдет не о погоде, и не о модной рыцарской балладе.