(не) Любимый сосед
Шрифт:
— Как ты себя чувствуешь? — Мот обеспокоенно заглядывает в глаза.
— Нормально, только в груди жжет. Сильно, — прикладываю руку в районе солнечного сплетения.
— Ладно, подождем, пока температура спадет.
— Маш, остаться с тобой? Просто там Никита внизу ждет, надо его предупредить.
Разговаривать сейчас ни с кем не хочется, чувствую я себя сносно. Жить точно буду.
— Нет, Ксюх, все хорошо. Езжай домой, — слегка улыбаюсь подруге. Но на самом деле, жжение в груди разрастается все больше. Пытаюсь сделать глубокий вдох, но легкие пронзает боль, словно
— Точно? — внимательно на меня смотрит.
Киваю ей. Она прощается и уходит, еще раз попрочитав о случившимся. Входная дверь хлопает, я поворачиваюсь к Матвею. Он хмуро смотрит на меня, испепеляя своими синими красивыми глазами. Злится до сих пор? Зачем тогда пришел?
Смотрим друг на друга, я растерянно, он очень внимательно. Пальцы покалывает от желания дотронуться до него, обнять хочу, и полезла бы обязательно. Только боль и озноб не дают сконцентрироваться на ощущениях рядом с ним. Виновато жму плечами. Не мучай ты меня, не смотри так. Либо поцелуй, либо уходи. Но вслух я, конечно, этого не говорю.
— Матвей, все хорошо. Спасибо за помощь, иди отдыхай, — говорю ему. А у самой внутри все кричит: "Останься". Вот такие мы женщины, хотим одного, а говорим другое. Я бы сейчас все отдала, чтобы просто полежать снова на его груди. И чтобы не было той ссоры, его разочарованного взгляда и колких фраз. Но увы, прошлое изменить я не могу. И все это было.
В какой-то момент нашей игры в гляделки, я чувствую пульсацию в груди, захожусь сильным кашлем. Прикрываю рот, потому что случается какой-то неконтролируемый приступ. Не могу дышать, все горит.
— Маш, я вызываю скорую. Дело плохо, — он достает мобильный.
— Нет, не хочу в больницу, — перехватываю его руку, продолжая греметь на весь дом.
— Не дури, у тебя может быть пневмония, — аккуратно вырывает свою руку из моего захвата и все же звонит в скорую.
— Мот, мне уже легче, — приступ и правда минует, я ловлю крупицы воздуха.
Но Матвей отказывается меня слышать, диктует все симптомы и отключается.
— Едут, — коротко отрезат, вставая со стула.
В голове тут же всплывают картинки, как мне вырезали аппендикс в Италии. Как пролежала неделю в больнице, и никто меня не навещал. Потому что родители были в России, а друзей… Их не было. Помню, как мне было одиноко. Вспоминаю итальянских медсестер, которые больно вставляли катетер, жестикулируя и ругая, что им не найти мои вены. Как холодно общался со мной врач, вечно повторяя, что моя страховка не покрывает лечение полностью и что срочно нужно внести средства. И все это было отвратительно. Ничего человеческого.
Я не хочу снова оказаться в стенах больничной палаты, снова остаться там одна. Мне страшно.
— Мот, отмени, пожалуйста. Я не хочу туда, — жалобно хныкаю.
Он игнорирует мою просьбу.
— Матвей, отмени.
— Маш, надо в больницу, — его голос смягчается. Он снова подходит ближе, присаживаясь на край кровати, — Это может быть опасно.
— Я не хочу, — совсем как маленькая хнычу. Это все детский страх, я не могу его никуда деть.
Хватаю Мота за локоть, сильно сжимая. Его взгляд теплеет, он прикладывает мою голову к себе на грудь, шепча всякие нежности. Я зажмуриваю глаза, успокаиваясь.
— Не уходи, — наконец говорю именно то, что хочу, — Не бросай меня.
— Я тут, Маш, — целует в лоб. Хватаю его ладонь, переплетая наши пальцы. Возможно, я делаю что-то лишнее и только отталкиваю этого холодного мужчину от себя. Но мне так хочется касаться его, если у нас есть эта минута, я ей воспользуюсь.
Еще какое-то время греюсь в его объятиях, а потом снова веки закрываются. Засыпаю у соседа на коленях. Надеюсь, он все же отменил скорую, потому что мне намного лучше. И не знаю, что помогло. Лекарство или он. Рядом.
Глава 19
Открываю глаза, губы снова тяжело размыкаются, провожу языком по сухой корочке на нижней губе, отмечая, что в некоторых местах она потрескалась. Шарю рукой по кровати в поисках руки Матвея, но вокруг пустота. Мне все еще очень тяжело дышать, и только раздражающий писк где-то над ухом заставляет мой мозг работать.
Пик, пик, пик.
Рука затекла из-за неудобного положения, пытаюсь ее поднять, но она как кувалда, приклеена к матрасу. Взгляд расфокусирован, я вижу грязно-зеленые обшарпанные стены, ощущаю неприятный запах медикаментов. Я в больнице, сомнений нет. Значит Мот все-таки не отменил вызов.
Протираю глаза свободной рукой, кидаю взгляд на катетер в вене, брезгливо окидываю взглядом свою молочную истерзанную кожу в районе сгиба локтя. Они опять не смогли найти вены. Я стараюсь себя не желать, но страх детства окутывает с головой. Не могу сдержать эмоции, слезы сами по себе скатываются крупными дорожками вниз. Палата одиночная, отчего совсем тошно. Лучше бы со мной была какая-нибудь бабулька, которая бы отвлекала меня разговорами про своих внуков. Чем вот так. Когда слышишь только мерзкий звук пищащей аппаратуры.
Часов на стене нет, я понятия не имею сколько сейчас времени и как долго я здесь. На тумбе бутылка с водой, кружка, полотенце. Смартфона нигде не наблюдается. Стону от отчаяния, как же тошно.
Другого выхода не нахожу, начинаю кричать во весь голос, а его почти нет. Зову. Пусть хоть кто-нибудь придет, пожалуйста.
— Что за бунт на корабле? — в палату заходит женщина, лет сорока. У нее крупное тело, такие же крупные черты лица. Выразительный взгляд, кажется немного строгий. Влиятельная поза с грудью вперед, и казалось бы она очень властная, если бы не добрые нотки в голосе. Я успокаиваюсь, она вроде не собирается меня обижать.
— Вот кричать тут не надо, — она подходит ближе, приподнимает тяжелой ладонью меня за затылок и поправляет мою подушку, — Смотри, у тебя над головой кнопка. На нее можно нажать и к тебе придут.
Слежу за ее пальцем, указывающим на серую кнопку в изголовье кровати. И правда, а я не заметила.
— Давай тебе водички дам попить, совсем сухенькая стала, — она по-матерински подносит к моим губам кружку, и я делаю жадные глотки.
— Я заболела? — задаю максимально глупый вопрос.