Не мешайте палачу
Шрифт:
– Вы знаете, почему я организовал вашу охрану? – спросил он.
– Догадываюсь. Кроме женщины, которую вы прислали, около меня крутились еще четверо. Кстати, кто они?
– Вы ставите меня в сложное положение, Павел Дмитриевич, – тонко улыбнулся Минаев. – Я, безусловно, раскрою вам все карты, если мы с вами будем сотрудничать. Но если вы безразличны к судьбе Булатникова и не хотите мне помогать, то я просто не имею права рассказывать вам все. У меня ведь тоже есть свои профессиональные секреты.
– Вашим секретам цена невелика. И без того понятно, что люди, которым Булатников оказывал услуги, теперь боятся огласки. У Владимира Васильевича
– Значит, вы совсем не боитесь?
– Почему, боюсь. Но это не означает, что я от страха кинусь рассказывать вам о делах Владимира Васильевича. Вы были его заместителем и учеником, и вы должны и без моих рассказов знать достаточно много. А если вы чего-то не знаете – значит, этого хотел Булатников. Вы знаете ровно столько, сколько он позволил вам знать, и нарушать его волю я не хочу.
– Я мог бы предоставить вам безопасное убежище, – заметил Минаев.
– Спасибо. Чем я должен буду за это заплатить?
– Помогите мне найти убийц Булатникова. Павел Дмитриевич, поверьте, для меня это важно, очень важно. Здесь нет никакой политики, это чисто человеческое. И потом, я не хотел вам говорить, но… Видите ли, кое-что я действительно знаю. Вероятно, Владимир Васильевич скрывал от меня какие-то факты и обстоятельства, но уверяю вас, очень немногие. Я знаю, чем занимались конкретно вы и ваша группа, которую вы курировали. Может быть, повторяю, я знаю не обо всех ваших заданиях, но даже того, что мне известно, вполне достаточно, чтобы доставить вам кучу неприятностей. Я не собираюсь этого делать, я не хочу умышленно причинять вам зло, но, если вы откажетесь помогать мне, боюсь, я буду вынужден предать огласке кое-какие факты. Повторяю, не для того, чтобы навредить лично вам, а для того только, чтобы уничтожить тех, на чьей совести жизнь Булатникова.
– Элегантный шантаж? Это не делает вам чести, генерал.
– А мне наплевать на мою честь, майор. Да-да, я знаю, кем вы были до того, как стали агентом Булатникова. И знаю, что в те времена, когда вы носили майорские погоны, у вас была другая фамилия. И знаю, при каких обстоятельствах вы лишились звания и должности. Так вот, майор, мне наплевать на мою честь, если я вынужден буду жить с сознанием того, что убийцы моего учителя, друга и командира ходят на свободе. Вам понятно? Само это обстоятельство уже не делает мне чести. Я офицер и мужчина, если эти слова вообще что-то вам говорят.
– Тогда я вынужден констатировать, что вы лжете, Антон Андреевич. Если вы знаете обо мне так много, то вы непременно должны знать, кто убил Булатникова. Я не верю в то, что вы этого не знаете.
Минаев умолк, сосредоточенно размешивая ложечкой сахар в чашке. Потом поднял на Сауляка глаза, которые стали почему-то темными и бездонными.
– Да, Павел Дмитриевич, я лгал. Я знаю, кто это сделал. И я хочу, чтобы вы помогли мне уничтожить этих людей. Видите, я раскрыл перед вами все карты. Я хочу не просто стереть этих людей с лица земли, я хочу, чтобы имя их было покрыто несмываемым позором.
–
– Даже от вас?
– Даже от меня.
– Неужели у вас не осталось ни капли теплого чувства к нему? Никогда не поверю.
– Мне не нужно, чтобы вы мне верили. Я вам благодарен за то, что вы прислали человека, который не дал мне сдохнуть в первые же часы пребывания на свободе и довез меня живым до Москвы. Я знаю, что вы потратили на это немалые деньги. Еще раз повторяю, я вам благодарен. Но не требуйте от меня большего.
– Что вы за упрямец! – в сердцах воскликнул Минаев.
Этот Сауляк прямо из рук выскальзывал. А генерал так на него надеялся! Если Павел не поможет, то не поможет никто. И уговорить его нужно во что бы то ни стало.
– Поймите же, – горячо продолжал генерал, – все разговоры про чистые руки – это сказочки для пионеров. Вы сами были кадровым офицером, вы служили в нашем ведомстве, и вы должны отдавать себе отчет, что существует множество целей и задач, решение которых подразумевает различные нарушения морали и этики. Оперативная работа вся с ног до головы вымазана дерьмом, так было, есть и будет. Вы не имеете права упрекать Владимира Васильевича, меня и себя самого в том, что нашими действиями нарушались какие-то нормы и кому-то причинялся вред. Это неизбежно, потому что цель этого требовала. Что толку от того, что вы сейчас начнете рвать на себе волосы и каяться в совершенных грехах? Жизнь этим не изменить. Генерал Булатников совершал все эти поступки во имя социально-одобряемой цели, а те, кто его убил, сделали это из своих собственных шкурных интересов. Неужели вы не видите разницу?
– Значит, так, Антон Андреевич, – сказал Сауляк, не глядя на генерала. – Давайте соображения морали и этики оставим для другого случая. У нас с вами отношения товарно-денежные, и я готов сделать то, что от меня требуется в рамках нашей сделки. Вы обеспечили мою безопасность на пути от колонии до Москвы, вы вложили в это большие деньги, и независимо от того, зачем вы кинулись меня спасать, я должен отплатить вам за это. Далее. Вы еще какое-то время обеспечиваете мою безопасность, снабжаете меня новыми документами и жильем. Желательно и легендой, чтобы я продержался хотя бы первое время. Иными словами, вы поддерживаете меня на протяжении периода моей адаптации к новым условиям моего существования. За это я делаю для вас то, что вы хотите. Вы хотите поквитаться с убийцами Булатникова? Я готов оказать вам посильное содействие. Еще раз подчеркиваю: я не собираюсь мстить за жизнь Владимира Васильевича, я хочу лишь расплатиться с вами за ту помощь, которую вы мне уже оказали и окажете в будущем. Мы договорились?