Не могу тебя забыть
Шрифт:
— Что у них случилось, как ты думаешь? — спросила мама у отца.
— Не знаю, может, Юлька ему в любви призналась, а он объяснил ей, что любит ее по-другому? — предположил папа.
— Господи! Она так переживала! Она изменилась даже, ты посмотри, на кого она похожа! Как смерть ходит!
— Ну, ну, не надо драматизировать, Мариш!
— Что он ей мог такого сказать или сделать, — продолжала сокрушаться мама, — ума не приложу! Он бы ни за что ее не обидел, ты же знаешь!
— Может, не понял, что обидел? — предположил папа. — Ладно, все перемелется и позабудется! Это хорошо,
Юлька улыбнулась.
Конечно, сильная, конечно, справится! Но не позабудет никогда!
То раскаленное солнце выжгло в ней надежду! Последний рубеж, существующий у любого человека, уничтожил в ней Илья! Почему это солнце не выжгло любовь?!
Людка встречала ее у вагона радостная, возбужденная.
— Раскова!! — заорала она на всю платформу. — Как здорово, что ты приехала!
— Людка, — сразу, не отходя от вагона, сообщила Юля, — мне надо работу найти.
— Да найдем мы тебе работу! — отмахнулась Зосимова. — Что ты сразу работу! Посмотришь Питер, я тебя с такими людьми познакомлю! Отдохнешь, ты же только из Праги вернулась. Работы свои привезла?
— Привезла. Все я привезла. Ладно, идем, показывай, как живешь!
Оказалось, что очень даже не плохо жила Людочка Зосимова. В центре Питера, в большой четырехкомнатной квартире, с веселым общительным мужем, кстати, тоже дизайнером.
У них в доме собирались большие и шумные компании, напоминавшие Юльке студенческие годы, в основном художники — известные и неизвестные, богатые и сводившие концы с концами, но все очень интересные и неординарные.
Зосимова таскала Юльку по всяким выставкам, в театры, на какие-то тусовки, посмеивалась над тем, что она несколько дней подряд, как на работу—с утра до позднего вечера, — ходила в Эрмитаж и Русский музей. Один раз они закатились большой компанией в Петергоф, и Юлька, ошалев от возникшего профессионального спора о художественных направлениях и течениях, сбежала и несколько часов бродила в одиночестве, наслаждаясь и впитывая в себя красоту.
На одной из многочисленных вечеринок Юлька познакомилась с Кириллом.
Ему было тридцать лет, он работал реставратором и, как все утверждали в один голос, был очень талантлив и известен в питерских кругах и за пределами оных.
Гремела музыка, целая куча народу перемещалась по Людкиной квартире: кто-то, перекрикивая музыку, спорил об искусстве, кто-то, не обращая на музыку внимания, играл на гитаре, кто-то целовался по углам — обычная художественная тусня. Юля помогала Людмиле раскладывать очередную порцию закуски на два больших блюда в кухне, обсуждая присутствующих и немного сплетничая.
В кухню вошел молодой человек, которого Юлька не знала и пока не видела у Зосимовой. Высокий, худой, симпатичный блондин с длинными волосами, схваченными на затылке резинкой.
— Помочь? — спросил он скорее для проформы.
— Да мы уже справились! — ответила Людка. — Вот, Юля, знакомься, это Кирилл, известный и о-очень талантливый реставратор!
Людка подхватила оба блюда и вышла из кухни.
— Значит, вы и есть та самая подруга Юля, — галантно улыбнулся Кирилл.
—
— Значит, — передразнил он.
— Я в школе увлекалась реставрацией, ходила в детскую студию при центре Грабаря.
— И стали дизайнером, — закончил он мысль за нее. — Реставрация не понравилась?
— Понравилась, и очень, — живо отозвалась Юлька, — но я поняла, что это не мое.
— Хотите посмотреть? — вдруг спросил Кирилл. — Завтра, в полдевятого, я за вами заеду. Ждите меня у подъезда, — распорядился он, не дожидаясь ответа.
ИЛЬЯ
Он помнил все.
В мельчайших подробностях, поминутно, посекундно. Каждый вздох, каждое слово, каждое движение — все, что чувствовал и переживал тогда.
Вот уже седьмой месяц он жил с этими воспоминаниями. Он справлялся с ними как мог: загружал себя работой, делами сверх меры, менял женщин одну за другой, стараясь встречаться с ними не у себя в квартире. Где угодно, только не там!
Иногда, неожиданно, перед его мысленным взором вставали сцены той ночи, сопровождаемые звуками, запахами, и кровь ударяла в голову. В пах. Его бросало в жар и становилось неудобно сидеть.
Илья взял со столика пузатый бокал, отпил глоток коньяку и, задумавшись, посмотрел на янтарную жидкость.
Почему он тогда не остановил ее? Почему не побежал за ней? Почему дал ей уйти вот так, в отчаянии?
Потому что знал, что, если остановит, никуда больше от себя не отпустит! Не сможет! И тогда ее жизнь превратится в кошмар неприятия и отречения родных и друзей. А когда она поймет, что он прав и на самом деле ее любовь — это каприз, память о детской наивной влюбленности, подогреваемая тем, что нельзя получить эту большую игрушку, поймет и захочет уйти, вот тогда его жизнь превратится в кошмар и перестанет иметь смысл!
Поэтому он изо всех сил держался, чтобы не броситься за ней.
Он уперся лбом во входную дверь, до хруста, до боли сжал пальцы на дверной ручке.
Нет! Нельзя!
— Чертова жизнь!! — крикнул Илья.
И со всего размаху кинул бокал в ее картину, в ее «Поиск»!
Замах был сильным, резким, расстояние до стены — метра три. Но странным образом бокал не попал в «Поиск», он, ударившись выше, в стену, разлетелся с громким звоном на мелкие осколки, обдавая брызгами коньяка телевизор.
Ни одна капля, ни один осколок не попали на полотно.
Илья обалдел от такого феномена, посмотрел на «Поиск» и восхитился:
— Вот ведь рыжая чертовка! Даже твои картины живут по другим законам!
ЮЛЯ
Кирилл привел Юлю в реставрационные цеха, где работал, показал, что можно было за столь короткое время, рассказал о своей работе. Юльке было ужасно интересно, она слушала, вникала и задавала массу вопросов. К сожалению, экскурсия оказалась недолгой, Кириллу надо было работать, он проводил ее к выходу, вежливо попрощался и ушел.