(Не) мой профессор
Шрифт:
А я смотрела в его глаза и думала о том, что было бы, если бы Эдуард Альбертович узнал сейчас о том, что я трахалась с этим самым соседом-алкоголиком... Разочаровался бы? Как минимум...
Перед внутренним взором встал Гриша, смотрящий в экран моего телефона... В его глазах даже не было возбуждения, только серая тягучая жалость. Так смотрят на брошенных котят, которых и рука не поднимается утопить, но и не настолько есть сострадание, чтобы приютить их у себя...
Эдик говорил, что я там была прекрасна. В глазах Гриши я явно выгляжу не так...
– Не касается...
– повторила на автомате, опуская голову.
– Не расстраивайся, Люда!
– Эдик по-настоящему обнял меня, совершенно неожиданно поцеловал в лоб, в висок, в скулу...
– Всё будет хорошо...
Охотно подставила губы для поцелуя, позволяя углубить эту трогательную ласку и...
– МАААМ?!
27. Лера
Пришла домой я сильно раньше матери, и потому могла спокойно предаться громкой истерике, разрывающей меня изнутри. Если я думала, что боялась Жарова до этого, то я была просто наивной дурой!
Сегодня, когда он зажал меня в рекреации на обеде и дал послушать эту чертову запись, он напугал меня раз в сто сильнее, чем тогда в туалете. А потом еще больше, когда окрававленный после драки с профессором уставился на меня. Темная решимость в его взгляде была какой-то нечеловеческой - звериной. Он будто нашел свою ведьму, обвинил ее во всех грехах и уже готовил костер. Его смска " я все равно повторю это все с тобой" окончательно меня в этом убедила. Игры кончились. Для него уже не игра. И как быть? Снова жаловаться Савицкому?!
О, я теперь уверена была, что за философа мне достанется отдельно!
И что Жарову внезапно стало плевать,
– МА-А-АМ!!! Парочка целующихся вздрогнула и как по команде задрала головы ко мне. На лице матери тут же проступил вселенский ужас, подчеркнутый контрастными тенями света фонаря. Савицкий застыл с совершенно нейтральным выражением лица. Такое у него бывало во время сильного возбуждения при наказаниях. Отстранённое, рассеянное, холодное. И от этого стало еще больнее. Он специально, да? Внутри он так же испытывает триумф?! А с ней он делал все тоже, что со мной?! Блять, по обморочной маминой роже, вижу, что да! Да!!! Не-на-ви-жу! Обоих! Ненавижу их всех! Весь этот гребаный мир! Я их убью! Убью!!!! Захлебываясь кровавой болью, отскочила от окна. Не помня себя, понеслась из квартиры к ним, слыша только, как сердце бешено колотится о ребра похоронным набатом.
Я их убью.
Я так торопилась выбежать на улицу, что, подвернув ногу, чуть не спустилась с лестницы в подъезде кувырком.
Боль прострелила до самого бедра, но мозг воспринял ее каким-то облегчением, хоть на секунду заглушающим боль душевную, разрывающую меня сейчас в клочья. Перед глазами темнело от мельтешащих картинок, состоявших из нашего общения с профессором. И каждое слово, каждая мелочь, каждая деталь теперь выглядили совершенно иначе.
Тошнило от чувства мерзости к самой себе.
Я ведь безгранично верила ему!
И ей!
Я такая идиотка!!!
Вспомнила, как мать мне соврала, что у нее с Савицким ничего нет. Было же очевидно, что она врет, но тогда я не захотела собственным глазам верить! И почему она вдруг стала врать??? Потому что знает о нас?! Может они вообще вместе смеялись над жалкой дурочкой- девственницей, готовой на все ради одной его долбанной улыбки!
От этой мысли на мгновение остановилось сердце, закружилась голова.
Боже, как это больно! Унизительно, мерзко, тошно...
Распахнула тяжелую металлическую дверь настежь, и она с грохотом ударилась о стену дома. Не сразу сориентировалась - перед глазами плыло все, застилая этот дерьмовый мир багровой пеленой. Дыхание обжигало горло, шумно толкалось из лёгких. Под кривым фонарем все так же стояла мать с видом овцы, готовой к закланию. Подбородок ее заметно дрожал, губы некрасиво скривились уголками вниз.
– Ле-ера -а-а, погоди, до-о-очь, я все объясню-ю-ю, - тонко провыла она, делая ко мне шаг и простирая руки. Но мне было не до нее, я лихорадочно высматривала Савицкого, ненавидя его сейчас так, как никого и никогда. Ногти так и чесались от желания вонзиться в его прекрасное лицо и оставить на нем глубокие кровавые борозды! Хотелось выкричать всю боль, глядя ему в синие глаза. Потребовать каких-то объяснений. Мне... Я... Я взвыла раненым волком, когда увидела, как его машина выезжает из гаражей и сразу дает по газам, направляясь в сторону шоссе. Нет!!!
– Стой!!! Нет!!! Не-е-ет!!!
– заорала, кинувшись наперерез прямо через клумбу соседки с первого этажа. Но бежать не выходило - я ацки хромала, после того, как споткнулась в подъезде. Машина Савицкого взвигнула шинами и скрылась за углом.
– Не-е-ет, - в полном отчаянии, уже тише заныла. Плюхнулась на облупленную лавку. Выворачивало горечью до тошноты.
– Не-е-ет...
– Лер, - промямлила мать сзади и вдруг обняла со спины. Сука! Схватила ее за запястье, сбрасывая руку со своего плеча. Вскочила с лавки, разворачиваясь лицом к предательнице!
– Спишь с ним, да?! Я так и знала!!! Я...
– Лерочка, Лер, - залепетала мама, надсадно хлюпая носом и снова пытаясь меня обнять, потянувшись, через разделяющую нас лавку, - Успокойся...
– Успокоиться?!
– я рассмеялась в истерике. Растерла слезы с соплями по лицу, - Это ты что ли попросила его меня не трахать? Ты?!
– Я?!
– у мамы от шока округлились глаза, и я вдруг осознала, что про нас она ничего не знает, - А ты что? Лезла к нему?!
– вдруг прошипела мать кошкой. А у меня в кровь заструился яд горького триумфа. Ах, вон как! Ну сейчас я тебе тоже настроение подпорчу, а то целуетесь тут!
– Я к нему лезла?! Пф-ф-ф! Это тебе к мужикам уже лезть надо, мамочка! А он сам за мной ходил, пока не дала!
– Ты мне сказала, что не было у вас ничего!!! Врешь! Эдик не мог... Сам! Он... Он со мной!!!
– задыхаясь, заверещала мать, подаваясь ко мне корпусом через скамейку.
– Ха, мечтай! Он девственность мою хранит, а минет и все остальное было! Было!!! Ясно тебе! И я кончала, и он кончал! Со мной от кайфа кончал!!!
– заорала я в ответ, тоже наклонившись ближе и дыша ей прямо в пошедшее красными пятнами лицо. И через мгновение отшатнулась, мотнув головой и чувствуя как горит и пульсирует левая щека.
– Ой, Лер, я...- растерянно заблеяла мать, делая вид, что ударила случайно. Но второй раз я это ей и не думала спускать. Ярость заволокла разум окончательно, в голове шумело бурлящей кровью и давлением.
– Ах, ты, сука-а-а!!!- заорала, перепрыгивая лавку и вцепляясь ей ногтями в лицо. Мать истошно завопила, сначала пытаясь оторвать мои руки от своего лица, а потом с не меньшей силой потянув меня за волосы. Я заскулила от боли, рванула клок ее волос в ответ. Травмированная нога подвернулась, и мы обе повалились на клумбы. Кажется, из окна на первом этаже возмущенно заорала баба Нюра, переживая за свои розы. Мать всадила мне в бок слабый кулак. Я извернулась и со всей дури укусила ее за плечо.
– Вы что? Охерели?!
– непонятно откуда возник дядя Гриша. Рывком выдернул мать из моих рук за шкирку. Как драную кошку отбросил подальше, а потом так же бесцеремонно поднял с грядки меня. Я было кинулась снова, но уже без должного энтузиазма. Все нестерпимо болело.
Особенно душа.
У меня вдруг не осталось сил сопротивляться. Бороться с этим миром. Совсем.
На хуй все пошли они...
На. Хуй!
Обвела пустым взглядом ставший в один миг чужим двор, посмотрела на насупленного дядю Гришу, перевела взгляд на ревущую белугой мать...
– Ты мне больше никто. Не смей меня доставать, - бесцветно ей прохрипела. Под еще более громкие рыдания матери подняла телефон с клумбы, который выпал из кармана, и побрела сама не понимая куда. Лишь бы подальше от нее.
От всех них.
Ненавижу.
Кусачий ледяной осенний ветер быстро
– Деточка, ты чего? Помочь чем???
– Отъебитесь все от меняяя!
– заорала ей в лицо в истерике.
– Господи, хамка какая, - проворчала бабка, сплюнула чуть прямо не мне на колени и пошла дальше по своим делам. И я продолжила надрываться дальше,чувствуя, как на меня косятся прохожие, и находя в этом какое-то извращенное удовольствие. Когда слез совсем не осталось, а ощущение мокрого холода добралось до костей, достала телефон из кармана и окоченелыми пальцами с трудом разблокировала экран. Несколько секунд бездумно пялилась в телефонную книгу, понимая, что мне практически некому звонить. Разве что...
– Б-баева, привет, - зубы стучали до заикания. В динамике было шумно - музыка, крики, басы какие-то. С трудом разобрала, когда Ника в ответ проорала "Привет".
– Слушай, у тебя переночевать можно?
– тоже заорала я, надеясь, что она услышит хоть слово, - Я с матерью поссорилась, очень надо!
– А?
– тупо переспросила Ника, - Ща, подожди, выйду из зала. Звуки, что идет. Через несколько секунд и правда в трубке стало гораздо тише.
– Что ты говорила?
– уже нормально спросила Баева.
– Ник, мне переночевать негде, можно к тебе?
– А-а-а, да без бэ, у меня как раз родаки свалили в Турцию, тусанем, - тут же беспечно согласилась Ника, а я впервые за этот день испытала хоть какое-то облегчение. На лавке под дождём спать не придется - уже что-то, да?
– Супер, спасибо! Я тогда к тебе?
– Ой, не, я не знаю, когда дома буду. Я на концерте в " Психозе", сюда подгребай тогда. И вместе потом поедем.
– А, ок, буду примерно минут через сорок, - прикидываю, сколько идти пешком до клуба, в котором я пару раз уже была.
– Все, ок, как подойдешь, набери, я тебя в випку проведу, - сказала Баева и тут же отключилась.
28. Лера
Концертный клуб "Психоз" располагался в одном из самых злачных мест нашего и без того отстойного города. Когда- то здесь была градообразующая промзона, состоявшая из химкомбината и кирпичного завода, но в перестройку развалились и тот, и другой, надолго отравляя все вокруг безнадегой и депрессией. Потом постепенно что-то стали восстанавливать, но такие масштабы уже были просто не нужны. Часть помещений заселили арендаторы, а часть цехов так и стояла пустой, медленно разрушаясь и привлекая к себе бомжей, наркоманов, любителей разбиться на тарзанке с какой-нибудь промышленной высоты и просто придурков, считающих, что фоточки на горах производственного мусора посреди грязи и говна - это красиво. Вот именно в одном из таких цехов бывшего химкомбината расположился "Психоз" - огромный андеграундный клуб с разрисованными вручную стенами, торчащими промышленными трубами, сценой с замазанными толстыми окнами вместо стены позади и тремя ярусами, разделяющими обычную чернь, тех, кто побогаче, и зону вип для самых крутых. Добравшись до клуба, я замерла напротив главного входа, встречая пренебрежительный взгляд двух бритых охранников. Смотря одному из них в глаза, стала вызванивать Баеву. Гудки...Музыка внутри долбила так, что басы отдавались даже на улице, пуская по телу дыбом волоски. Или это я уже продрогла окончательно в мокрой насквозь футболке и домашних штанах. На улице совсем стемнело и было не больше десяти градусов. Отличная погода для прогулки без верхней одежды. Но хоть дождь прекратился, оставшись зябкой взвесью в студеном воздухе. Баева не брала. Из клуба вышла какая-то компания, встали на лестнице, отделяя меня от охранников. Закурили, заржали, а я набрала Нику ещё раз, матеря ее про себя. Глухая, бля... Зубы стучали так, что ныла эмаль. Обвела взглядом расклеенные афиши, слушая в трубке длинные гудки. Сегодня Cold Carti?! Блять, точно! Баева же меня звала, но меня так вынесла вся эта ситуация с профессором. Настроение чуть поднялось - многие его песни я заслушала до дыр. Хоть оторвусь заодно. Лишь бы эта глухошарая Баева трубку взяла! Денег на билет у меня не было. Вернее, вообще ни на что не было. И я не представляла куда сейчас идти, если Ника так и не ответит на звонок. Набрала её в третий раз, чувствуя, как нервный липкий холодок пополз по телу... Боже, ну пожалуйста...
– О, ты пришла?! Уф, наконец!
– Да, я у входа!
– проорала ей в динамик.
– Слышь, подгребай давай к боковому, я тебя там встречу.
– Ок! Сбросила звонок и поспешила ко входу для випов. Не успела в ответ нагло посмотреть на охранника, который презрительно воззрился на меня, как Баева уже распахнула настежь тяжелую железную дверь с кованым рисунком.
– О, Лерон, здоро-ов!
– пропела, а я сразу поняла, что она пьяна и еле стоит, - Извините, это со мной!
– послала воздушный поцелуй охраннику и затащила меня внутрь. Крепко вцепившись в мою руку, словно это был ее последний шанс не упасть на подгибающихся ногах, Ника сразу потянула меня к винтовой лестнице на третий ярус, минуя гардеробную. Впрочем, мне и нечего было туда сдавать... Я вертела головой, озираясь. В первый раз заходила в клуб через этот вход. В принципе, все было тоже. Ржавые трубы под низким потолком, люминесцентные рисунки на крашеных стенах, глухой низкий шум музыки, стучавший в каждой клеточке, обдолбанные кучкующиеся люди по углам...
– У Регинки днюха, гуляем, пошли - поздравишь заодно, - тараторила Баева, то растягивая слоги, то наоброт частя,- А концерт огонь! Ой-й-й, он такой крашик, я б ему дала. Только началось все, там до этого разогрев был, ты вовремя...
– У Регины днюха?
– я затормозила у самой лестницы, вычленяя из малосвязной речи Баевой для себя самое главное, - И с кем ты тут? Сердце больно испуганно сжалось заранее, но у меня еще была слабая надежда, что я ошибаюсь. Я ждала ответ Ники. Как никогда ждала...
– Да почти все наши, - рассеянно пожала плечами Баева, уставившись на меня стеклянными бессмысленными глазами, - Ксюха, Вероника, Милана, Кам, Стас, Андрей... Меня словно прострелили током, а потом сразу облили ледяной водой.
– Жаров Андрей?
– занемевшими губами уточнила.
– Ну а какой еще? С Региной-то?!
– Баева рассмеялась, - Не тупи, Лер. Вообще что встала?! Пошли! Снова потянула меня на лестницу.
– Слушай, я на танцпол пока, ок? И не говори Регинке, что я тут. И остальным...
– я с трудом отцепила от себя толстые Никины пальцы и начала отступать ко входу на первый ярус, где как раз был танцпол, - Мы с ней пособачились недавно... На хер... Не хочу...
– Да я ей сказала, что ты приедешь, она не против!
– Баева смотрела на меня удивленно и даже, кажется, чуть-чуть протрезвела в попытках понять, что не так.
– Ну и все, скажи, что не приехала, - настаивала я, - Ты веселись там, а я внизу потушу лучше. А как домой поедешь, набери меня и вместе уйдем, ок?!
– Э-э-э, ну ок, - Баева пожала пухлыми плечами, смотря на меня как на слегка ебанутую. Ну и плевать! Зато этих придурков не встречу! Затеряюсь в толпе...
– Только не забудь набрать!
– крикнула Нике вслед, показывая трубку у уха. Она кивнула и стала подниматься вверх по лестнице в вип зону, а я свернула на танцпол. По коридору шла с опаской. Мысль, что где-то тут ходит Жаров с его долбанутыми дружками, ледяными клещами сжимала горло. Но, когда вырулила на танцпол, выдохнула. Кажется, здесь собрался целый город. Люди толкали друг друга в тесноте, воздух парил духотой и чужим потом. Стробоскопы слепили глаза, выхватывая вспышки из темноты. Освещена нормально была лишь сцена, на которой надрывались музыканты, выкладываясь по полной. Да тут захочешь - никого не найдешь! От этой мысли тело мое расслабилось, впуская внутрь царящую вокруг атмосферу. Оказалось, именно это сейчас мне было необходимо. Моей избитой душе, моей оскорблённой гордости и растоптанной любви.