Не мой типаж

Айрон Мира

Она замолчала и дулась целых пять минут, глядя в окно. Но не выдержала, и снова начала поучать и наставлять Даню.

В аэропорту они встретились с семьёй Федьки. Федьку провожали мать с отцом и младшая сестра лет пяти. Наконец ребята ушли на посадку. Марина упорно ждала, пока объявят их вылет.

Она хотела вновь устроиться на заднем сиденье, но Григорий Янович опередил её, распахнув перед ней переднюю дверь.

Когда они выехали с территории аэропорта, он сказал:

— Хватит переживать и накручивать

себя. Всё будет хорошо, вот увидите.

Как ему удаётся так говорить, что это действительно её успокаивает? Видимо, это у него профессиональное.

Некоторое время они быстро ехали по трассе, но потом Григорий Янович вдруг свернул на боковую. Явно раньше времени.

— Куда это мы? — подозрительно спросила Марина.

— Тут этнографический музей деревянного зодчества под открытым небом. Погуляем, погода прекрасная. Вам надо развеяться.

Марина кивнула. А про себя подумала, что такими темпами она скоро привыкнет слушаться его.

День был из тех ярких и солнечных, которые порой дарит осень перед тем, как стать совсем серой, холодной и беспросветной. Марина намотала поверх воротника куртки красный шарф; ветер всё равно был достаточно прохладный.

Сначала они долго бродили между деревянными сооружениями, заходили внутрь. Долго стояли возле исторического макета города, выполненного точь-в-точь с их города в XVIII веке. Пытались найти, где сейчас находится их дом, спорили. Так и не сошлись во мнениях. Потом Григорий Янович водил Марину за руку по деревянным мостикам. Он это всё и задумал, чтоб мостики закончились, а рука Марины Леонидовны так и осталась в его руке. Она не отнимала свою руку.

Потом они захотели есть и пошли в кафе.

Говорили о Дане, о том, что он уже вот-вот долетит, и во сколько лучше позвонить, чтобы узнать, как добрался. Они же с Федькой ещё будут ехать на автобусе до места.

— А где отец Дани? — вдруг спросил Григорий Янович.

— Ну если с Нового года, когда он выходил с Даней на связь, ничего не изменилось, то в нашем городе.

— Как? Он здесь?

— А что? — Марина с любопытством посмотрела на его удивлённое лицо. — У него давным-давно другая семья.

— Совсем не участвует? А алименты?

— Я не подавала. Зачем? Чтобы он показал минимальный официальный заработок и унижал Даню этими подачками? Я не препятствовала их встречам никогда, а он даже не проявил инициативу. Ограничивается звонками дважды в год.

— Можно было подать на твёрдую сумму…

— И судиться, Григорий Янович? Не хотелось и не хочется. Человек, желающий помочь, поможет сам.

— И как вы, полностью всё одна?

— Слава богу, у нас есть семья. Мамы не стало, и отец уехал в Германию, но пока Даня был маленький, они очень помогали. Я же работала постоянно. Есть старшая сестра. Она была со мной в галерее, может, помните?

— Журналист? Ироничная такая?

—

Да-да, это моя Вера. У неё очень хороший муж, Николай. Он настоящий дядя для Дани. И сын у них уже взрослый. У нас, слава богу, мужчины очень достойно представлены в семье.

— А ваш отец? Он, получается, немец?

— Наполовину. Его мать была немка, а отец русский.

— У вас не было желания уехать с отцом?

— Нееет. Я не представляю себя за границей постоянно. Отец счастливо женился повторно. Надеюсь, будет жить долго и счастливо.

— Как у вас с немецким языком? — с любопытством спросил он.

— Хорошо. Точно лучше, чем с английским.

Григорий Янович задумчиво смотрел на неё, будто обдумывая что-то.

— А что мы всё обо мне, Григорий Янович?

— А что обо мне? Вы же знаете примерно мою историю. О своих кровных родителях я ничего не знаю, как и об обстоятельствах, при которых я оказался там, где оказался.

— Не было желания искать?

— Нет, никогда, — твёрдо сказал он. — Я признаю одну маму, свою покойную маму Нину.

Он задумался, положив подбородок на сцепленные пальцы.

Марина смотрела на его лицо, выражение которого смягчилось от воспоминаний, и чувствовала, как её сердце переполняется теплом. Ему повезло когда-то. Ведь для него всё могло сложиться совсем иначе.

— Какой была Нина Фёдоровна раньше? Я же её знала немногим больше двух лет. Но она всегда была очень энергичная… до последних дней.

— Всегда была очень энергичная и весёлая. Она окружила меня теплотой. И ей, и мне было всё равно, что я не родной сын. Мы не прятались, не скрывали. Бывает, люди меняют место жительства, скрывают от детей. У нас такого не было. Её никогда не интересовали досужие сплетни, и меня она воспитала так же.

Он отпил из кружки остывший чай.

— Мы много путешествовали. Сюда не раз приезжали, мама любила этот музей. В Москву она меня заставила ехать в магистратуру. Я её звал потом, когда уже стал работать, устроился. Она сказала, не может оставить их с Яном Карловичем квартиру. Очень самостоятельная и самодостаточная была. Всегда говорила, что она меня вырастила не для того, чтоб при себе держать и жить мою жизнь.

— Какая мудрость, — задумчиво сказала Марина. — Нужно взять на заметку.

…Они ехали домой уже поздно вечером. Как раз хотели позвонить Дане, но он позвонил сам, уставший и счастливый. Они добрались, и уже заселились с Федькой в одну комнату. Всё было прекрасно. Как и этот день, ставший неожиданно одним из лучших в жизни и Марины, и Григория Яновича.

Глава четвёртая

Во вторник, вернувшись с работы, Марина вышла из машины и увидела, что Григорий Янович сидит в своём "Вольво". Заметив Марину, он сразу выскочил.