Не мой типаж
Шрифт:
Красный огонёк у двери не светился. Значит, действительно, квартира не на сигнализации. Когда он уезжал, дежурила Людмила Петровна. Она точно не могла забыть поставить, и звонила она пункт ещё при нём.
Ещё сильнее Григорий растерялся, когда обнаружил, что входные двери закрыты только на один замок из двух.
Недоумевая, он зашёл в квартиру, и его охватила нереальность происходящего.
Он одновременно почувствовал аппетитный запах какой-то еды, увидел светящиеся гирлянды, которыми
"…Мы как вода в море, Кровь в жилах,
Боль в сердце,
Нож в спину,
Двое как крылья,
Сон в руку,
Миг счастья,
Жизнь в муках…" *
Конечно, он опомнился и понял всё очень быстро. Тихонько снял куртку, зашёл в ванную помыть руки, и на цыпочках прошёл в комнаты. Он понял, кто на кухне, и решил сначала поговорить с Даней.
Даня в наушниках сидел на диване, открыв ноутбук. Увидев Григория, хотел встать, но тот приложил палец к губам и прикрыл двери.
Они пожали друг другу руки.
— Когда приехали?
— Позавчера.
— На праздник, или…?
— Или. Мы уже документы в школу сдали вчера.
— Узнаю Маришу, — тепло улыбнулся Григорий. Он настолько не верил во всё происходящее и волновался, что у него дрожали руки. Надо успокоиться, прежде, чем показаться Марине.
— А почему ничего мне не сказал-то?! Партизаны!
— Это было одно из условий нашего переезда. Моё молчание.
— Как тебе удалось уговорить?
— В твою квартиру начали заезжать новые соседи. Прихожу домой — мама сидит вся в слезах. Ну я и сказал: всё, хватит, поехали!
— Молодец! — Григорий потряс руку Дани.
— Но мама сомневалась, потому что ты ей не писал. Пришлось сказать ей, что ты мне пишешь. Она, естественно, потребовала телефон, и всё, считай, прошедшие две с половиной недели ты общался не со мной, а с ней.
Григорий беззвучно хохотал. Вдруг музыка на кухне смолкла.
— Дааааняяя! Иди, посмотри, не пойму, прямо или нет! — крикнула Марина.
— Иду, мам! — отозвался Даня, и хотел встать, но Григорий положил ему руку на плечо.
— Я сам, — он подмигнул Дане и скрылся за дверью.
Она стояла на табурете спиной к нему и пристраивала на стекло узор, изображавший еловую ветку, украшенную шаром.
— Смотри, так или чуть выше эту сторону?
— Чуть выше эту сторону.
Марина выронила узор из рук, резко обернулась, потеряла равновесие и начала падать.
Григорий подскочил и поймал её, прижал к себе что было силы.
— Где ты был в марте, когда я летела со стремянки в галерее? — сквозь слёзы спросила она.
— Чёрт его знает, где меня носило. Но я запрещаю тебе подниматься на высоту, когда меня нет рядом.
*
— Мой любимый свитер, — она потрогала серый мягкий воротник крупной вязки. — Ты был в нём, когда я впервые тебя увидела.
Потом запустила руки в его буйную шевелюру, и он закрыл глаза. Погладила щёку:
— Похудел. Когда я открыла твой холодильник, мне захотелось убивать! Совсем нельзя оставить без присмотра!
— Вот и не оставляй. Надо было не уговаривать тебя, а шантажировать! Вот я не сообразил! Ну теперь знай, шаг вправо — шаг влево, и я объявляю голодовку.
— Буду знать. Всё, иди переодевайся, буду тебя кормить!
— Слушаюсь, — улыбнулся он, но продолжал стоять, обнимая её, как будто боялся выпустить.
— Даня! — позвала Марина.
— Целуйтесь- целуйтесь, я тут посижу, — донеслось из комнаты.
— Некогда пока целоваться, надо Гришу кормить, да и нам пора обедать.
— Быстро все руки мыть и за стол!
Марина высвободилась и подтолкнула Григория к двери.
Когда пили чай, Григорий сказал:
— Сейчас пойдём в мебельный. Я тут присмотрел поблизости, можно пешком прогуляться. Надо Дане полностью комнату обставлять. И ты подумай, что нам нужно.
Весь вечер они гуляли по мебельному, споря, выбирая. Купили Дане кровать, компьютерный стол, стулья, шкаф, книжные полки. Марина выбрала журнальный столик и комод, а Григорий настоял ещё и на покупке легкомысленного туалетного столика для неё. Ему хотелось, чтобы в их комнате стояла какая-нибудь определённо женская вещь, постоянно подчёркивая присутствие хозяйки этой вещи в его жизни.
…- Как, опять? Который раз? — смеялась Марина.
— Мне необходима компенсация, — он гладил и массировал ту часть её тела, которой всегда уделял особое внимание. — Мм, какие… И вообще, у нас тут не урок арифметики. Сама виновата, держала меня целый месяц на голодном пайке во всех смыслах.
…Она гладила и перебирала его волосы, и он не давал ей останавливаться, повторяя: "Ещё!"
— Ты как кот.
— Твой личный домашний кот.
— Да. Развод не дам, Гриша. Всё, поезд ушёл.
— Вот и прекрасно.
— Более того, я намерена рожать тебе детей.
— Ничего прекраснее не слышал никогда, — он открыл свои сказочные глаза, перевернулся и потянул её на себя. — Передумать не дам. А сколько детей?
— Много уже не успею, но двоих надеюсь осилить.
— Прекрасно!
— Гриша!
— Что, Мариша?
— Какого цвета у тебя глаза?
— Понятия не имею, — рассмеялся он.
* * * * * * * * * * * *
Спустя 11 месяцев.