Не-мушкетеры двадцать лет спустя

Schnizel

Физиономия на экране озадаченно нахмурилась.

— Гм… Странно. Ты точно делал рассылку?

— Проверь почту и убедись сам.

Собеседник Дэна покачал головой.

— Ну, блин. Ну, дура… Уволю ее к чертям. Хотя нет, сперва прибью, потом уволю. Слушай, ты… это… Извини, что разбудил. Ну и за «чертовых киборгов» прости.

Дэн картинно изогнул бровь, придал своему лицу выражение превосходства с едва заметным оттенком брезгливости.

— Не стоит извиняться. Оскорбления из уст жалких людишек ничто для представителя высшей расы.

Собеседник хохотнул.

— Ну и юмор у тебя, Денисыч. Ладно, пойду убивать секретаршу. Увидимся в зале суда.

Экран погас; Дэн еще некоторое время посидел на кровати, бездумно пялясь в полумрак, потом глянул на часы, поднялся и побрел в ванную. Привычным жестом стянул волосы в хвост, чтобы не мешались, включил воду, взял зубную щетку… Да так и застыл, с какой-то холодной

отчужденностью рассматривая свое отражение в зеркале, словно не на себя глядел, а на кого-то чужого и малосимпатичного. Этот кто-то с недавних пор очень сильно мешал ему жить, он, безусловно, являлся главной причиной поселившейся внутри Дэна сосущей пустоты.

Киборги очень похожи на людей. Как же иначе — они созданы по образу и подобию человека, и все человеческие пороки им вполне присущи. Например, жадность. Киборгу, как и человеку, всегда всего мало. Сперва киборг всего лишь не хочет в мусоросжигатель. Потом он хочет есть вкусную человеческую еду, а не кормосмесь, подольше понежиться под горячим душем и поспать не четыре часа, а все восемь. А еще он не хочет, чтобы его избивали, тестировали и отправляли умирать и убивать ради непонятных ему целей и идеалов. Но, даже получив все вышеперечисленное, он не может остановиться в своих желаниях, он начинает хотеть гораздо большего. Он начинает хотеть признания со стороны людей, равных прав, уважения, дружбы. Любви, наконец. Вот ведь ненасытная тварь.

Можно было бы сказать, что чувства Дэна к Стасу претерпели причудливую трансформацию начиная с того момента, как Дэн под чужим именем нанялся навигатором на тогда еще безымянный транспортник. Хотя выражение «причудливая трансформация» звучало бы слишком вычурно. Обычная жадность — вот более точное и справедливое определение.

Сперва главным чувством был страх. Страх и желание как можно реже попадаться на глаза самому опасному члену экипажа, который вдобавок сразу невзлюбил навигатора за цвет волос. Потом страх сменился интересом. Дэн наблюдал за капитаном уже не только для того, чтобы отслеживать его настроение и определять степень опасности, ему просто нравилось наблюдать и узнавать человека, казавшегося ему странным и неоднозначным. И вот однажды, когда капитан за что-то распекал Теодора, Дэн подумал, что он тоже хотел бы вот так. Чтобы его беззлобно отчитали за провинность, как наставник отчитывает непутевого, но любимого подопечного. Именно его, рыжего киборга без имени, а не Дениса Воронцова.

Его желание сбылось после событий на Степянке — его не только вылечили, но и взяли обратно в экипаж, зная кто он такой. И капитан на самом деле стал относиться к нему не хуже, чем к Теду с Полиной, и распекал за провинности наравне с ними. А Дэн все продолжал наблюдать. Просто потому что нравилось. Смотрел, как пальцы уткнувшегося в читалку Стаса рассеянно поглаживают лежащую у него на груди кошку, как капитан морщится и дует на слишком горячий чай, как умиленно глядит на дерущихся подушками Теда и Полину, как преувеличенно сурово сдвигает брови, стоит только безобразникам его заметить. Как темнеют его глаза в минуты опасности, как разительно он меняется — вот некоторое время назад выглядел совершенно безобидно в домашних трениках, футболке и тапочках, зевающий спросонья, а теперь кажется, что даже киборга в боевом режиме одолеет с легкостью. И в какой-то момент Дэн ощутил, что ему мало того, что есть. Ему больше не хочется, чтобы Стас относился к нему как к Тэду с Полиной, Михалычу, или даже своему лучшему другу Вениамину. Ему хочется стать для него кем-то особенным.

И он стал. После Каллакса. Ближе даже чем лучший друг, наверное, поскольку они делили на двоих постель, работу и жизнь вот уже десять с лишним лет. Довольно большой срок по человеческим меркам, а тем более по меркам киборга. Хотя нет, не ближе. И это так странно. Стас ведь дружил с Вениамином по велению души, а не из благодарности.

Дэн увидел, как его отражение в зеркале сардонически кривит губы. Нет, ну правда. Он много сделал для Стаса. Жизнь спасал неоднократно. Здоровье и душевное равновесие помог восстановить. Стас идеалист в душе, хоть и строит из себя по жизни сурового космодесантника, которые, как известно, бывшими не бывают. Конечно же, он не мог не проникнуться чувством благодарности. «А ты чего хотел-то? — мысленно спросил Дэн у бледного типа из зеркала, — Чтобы тебя любили? Ну ты и ненасытная тварь».

========== Часть 5: Мальчишник ==========

— Думаете, он рассердится? — Дэн, сидевший на широкой больничной кровати скрестив ноги, нерешительно взвесил на ладони инфокристалл, глянул на доктора из-под спутанной челки. Выглядел рыжий куда лучше, чем несколько дней назад, хотя бледность и темные круги под глазами придавали ему болезненный вид.

Вениамин снисходительно усмехнулся.

— Переживет. Даже если будет злиться, то не на тебя,

а на меня.

В глазах Дэна мелькнула озабоченность.

— Мне бы этого не хотелось.

— Не бери в голову. — Доктор мягко опустил ладонь на плечо рыжего. — Уж Стасов гнев я как-нибудь переживу, не впервой. А может и не станет он злиться, в конце концов, ближе тебя у него нет никого. Ну, не буду тебе мешать.

С этими словами он вышел из палаты, плотно прикрыв за собой дверь. Остановился на пороге, прерывисто вздохнул, ощущая странный холодок под сердцем. Нет, все вроде не так страшно, состояние Дэна стабилизировалось. И пациентом он был просто идеальным, в отличие от Стаса, который начинал практически сразу выносить мозг всем врачам и медсестрам и норовил поскорее сбежать из-под их опеки, или Теодора, чья неугомонная натура требовала развлечений, с больничным распорядком совершенно несовместимых. А Дэн… Он послушно выполнял все, что ему назначали — глотал лекарства, терпел уколы, анализы и обследования, неподвижно лежал под капельницей сколько нужно. Только раз попытался протестовать — когда у него отобрали комм, перенастроив все входящие звонки на Стаса, и перекрыли удаленный доступ с планшета к рабочим базам. Но довольно быстро смирился. Волноваться Вениамину было совершенно не с чего. Разве что Дэн казался ему уж слишком спокойным. За богатую врачебную практику доктору Бобкову попадались совершенно разные пациенты — в диапазоне от тех, кто относился к своему здоровью легкомысленно-наплевательски до патологических ипохондриков, вечно подозревающих у себя смертельные болячки и не находящих себе места из-за малейшего чиха. Дэн легкомыслием никогда не страдал, как и склонностью к необоснованной панике, с инстинктом самосохранения у него было все в полном порядке. Но сейчас он вел себя так, словно его не увезли на скорой четыре дня назад прямо из офиса, а он просто взял небольшой отпуск и внезапно решил провести его в клинике своего друга. Это казалось Вениамину странным и слегка пугающим. Чудилась ему в абсолютном спокойствии некая обреченность. Хотя, вполне возможно, доктор просто себя накручивал, они ведь все здорово переволновались. В любом случае все пожелания дорогого ему пациента, не идущие вразрез с лечением, он старался выполнять, и когда Дэн спросил, нельзя ли ему увидеть стасов архивный фотоальбом, тут же ответил утвердительно.

Вставив инфокристалл в разъем на планшете, Дэн раскрыл всплывшие вирт-окна с изображениями каскадом и двумя движениями настроил слайд-шоу.

Ему изначально казалось странным, что люди так стесняются своих старых фотографий. Помнится, Тед прямо-таки рычал на Лику, которая притащила к ним на корабль детский фотоальбом братца. Потом он понял, почему так происходит — в детстве все люди маленькие, беспомощные и смешные. Став взрослыми, они, как подсознательно, так и сознательно, хотят выглядеть в глазах других людей как можно сильнее, умнее, привлекательнее и круче, они не хотят, чтобы их видели маленькими, беспомощными и смешными. Такие странные. По мнению Дэна, им стоило бы всюду таскать с собой детские фото и всем показывать, потому что именно это делает людей настоящими людьми — бесценный опыт естественного взросления. Удивительно осознавать, что вот этот серьезный круглощекий двухлетка со слегка потрепанным плюшевым медведем — это Стас. И хохочущий голенастый пацан со смешным хохолком на макушке и забинтованной левой коленкой, это тоже он. И угловатый подросток с косой русой челкой, сосредоточенно заряжающий пневматическую винтовку в тире. И юноша в форме курсанта военной академии.

А еще на старых семейных снимках было много очень явных человеческих эмоций. Нежность, с которой улыбчивая молодая женщина с ямочками на щеках удерживала на коленях крошечного сынишку; неприкрытая гордость пацаненка, восседающего на плечах у отца; смущенный вид подростка на школьном групповом фото, к которому недвусмысленно прижималась уже заметными округлостями на груди девчонка в короткой юбке. И счастливо-мечтательный взгляд Стаса на одной из курсантских фотографий, где его собственническим жестом обнимал за плечи темноволосый парень чуть постарше. Дэн вдруг вспомнил, что есть один снимок, из недавних — на нем его самого примерно также приобнял Стас. Так же, или немного по-другому? Он не настолько хорошо изучил тончайшие оттенки жестов. Правда, они на снимке не вдвоем — дело было на корпоративе, в кадр попали и другие люди. Еще в его личном архиве есть куча фото с командой «Космического мозгоеда» и командой «Сигурэ», Вадимом, Аликом, отпрысками Теда и Полины, с Кирой и некоторыми сотрудниками ОЗК, с коллегами, партнерами по бизнесу, просто случайными людьми. А чтобы он и Стас вдвоем — ни одного. Даже когда они вместе отдыхали, всего лишь несколько раз за прошедшие годы. И то получалось бестолково — им звонили, находились срочные дела. Правда, были те четыре дня на острове Ним, когда из-за бури пропала связь с внешним миром. Лучшие четыре дня в его жизни.