Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Страшная тишина, а потом выворачивающий душу утробный вой.
Опрометью кинулась я обратно к себе, дрожа как осиновый лист. Что он делает там?
Неужели еще хуже, чем со мной? Хуже, чем в клубе? Там девушка была даже довольна.
А вот я… да, я выла.
Неужели он приволок к себе такую же как я и надругался над ней так же, как надо мной?
Я вспомнила ледяной гель, проникающий внутрь и жжение, от которого он не спас, и разрывающую все тело боль, жесткие толчки, распирание внутри меня. Как мне казалось, что в моем теле не поместится больше ничего, кроме его огромного члена.
А теперь он вгоняет его в другую.
Я почувствовала тошноту. Мне проще было представить, что он не удержался и трахнул меня, потому что хотел. Чем думать, что он трахнул бы кого угодно на моем месте.
Почему «бы»? Он трахает сейчас какую-то другую шлюху!
Сделал шлюхой меня и выбросил на помойку, отправил к чертям собачьим, подарил другим извращенцам!
В своей ярости и боли я даже забыла на минуту, что сама сбежала, сама нашла то объявление и даже сама согласилась раздвинуть ноги перед мужиками за не такие уж и большие деньги.
Если я шлюха, то сделал меня ею не Андрей. Он только разглядел во мне задатки!
Я бросилась на свою кровать, мягкую, упругую, теплую, чистую кровать, в отличие от койки в той квартире! И разрыдалась. Плакала по своей утраченной невинности, которую я отдала двум мужчинам, не стоящим этого. Плакала по маме. По отчиму. По своей жизни, которая уже никогда-никогда не станет счастливой! Потому что меня уничтожили, сломали!
Два дня я прожила спокойно. Андрей принес новый телефон и ноутбук. Я попросила еще наушники, он задумался, но когда я сказала: «На вечер» и опустила глаза, тут же принес, видимо, свои, крутые, навороченные. Звук в них был такой, что можно было рядом с отбойным молотком стоять и не слышать.
И я включала музыку каждый раз, как слышала шаги по лестнице. И танцевала под нее, стараясь не думать, что именно в этот момент Андрей загоняет свой член в горло какой-то другой шлюхе. Трахает, не думая о ее чувствах. Прибивает ее голову своей долбежкой к косяку двери. Спускает в нее терпко-горькую сперму, а она вылизывает его яйца до последней капли.
А потом он разворачивает ее задом и…
Низ живота сводило болью от этих мыслей. И в груди теснилось странное чувство, похожее на злость. На ту злость, с которой я выгоняла из дома ту шалаву, которую он трахал в тот день, когда его член впервые заполнил мой рот…
На третий день я решилась наконец поплавать в бассейне. Хоть Андрей и разрешил это делать, когда хочется, я все равно дождалась, пока закончится прием и он уйдет к себе наверх. И плавала весь час, что оставался до времени его развлечений. А потом заперлась в комнате, но… услышала только как он спускался. Но не услышала как поднялся обратно. Я ходила с наушниками и ждала.
Но потом не выдержала и выскользнула за дверь. Не решилась спуститься, просто выглянула в окно гостиной.
Он лежал, развалившись, прямо на краю бассейна. А рыжеволосая блядина отсасывала ему под водой. Иногда она выныривала, чтобы глотнуть воздуха, но загорелая жесткая рука, покрытая татуировками, хватала ее за волосы и силком погружала обратно под воду, к паху.
Жопа у этой шлюхи была огромная и торчала из воды как два необитаемых острова.
Наверняка он потом трахнет ее и туда.
Я сжала кулаки, чуть не плача.
АНДРЕЙ
Это помогало.
Полночи я долбил шлюх, вторые полночи отсыпался, половину дня работал в мутном тумане недосыпа, вторую половину считал часы и минуты до ночи. В каком-то смысле возник баланс. Лиза редко появлялась в моем присутствии и это тоже помогало. Пока я не выпадал из своего расписания все шло отлично.
Потерял вкус к некоторым развлечениям, это да. Раньше мне нравилось, как свистит плеть, красные отметины на коже, крики и слезы облегчения, когда истерзанные женщины ластились к моим ногам. Нравилось, когда прикованные к кровати они извиваются под жестокой лаской мощного вибратора, кончая раз за разом до боли и ненависти к переизбытку наслаждения. Нравились веревки и распорки, зажимы, ошейники, обездвиженные куклы, фак-машины, кресты и прочий антураж. Я был профи.
Все утекло.
Теперь я хотел, чтобы они плакали только от того, что я делаю с ними своим хуем. Молились ему. Мучились, рыдали, проклинали и зависели.
Растягивать до предела, вгонять до упора, долбить до потери сознания.
Размазывать по лицу их слезы вперемешку со спермой. Сжимать пальцами дрожащее горло.
Но теперь я видел, как фальшивы эти слезы.
Поэтому и не помогало тоже.
Фальшивка, все была фальшивка. За деньги они подставляли любые отверстия для любых развлечений, за большие деньги согласны были изобразить боль и страх.
Но я теперь знал, как это выглядит по-настоящему.
Наверняка за очень большие деньги мне бы приволокли и реальных девственниц.
Я не исключал, что однажды дойду и до этого.
А пока сливал свою похоть и ярость в тех, кто изображал ответку лучше всех.
Это прекрасно работало в те дни, когда я не встречал Лизу. Когда контейнеры из холодильника пропадали сами собой, голубую гладь бассейна не тревожили всплески волн и только едва уловимый ее запах оставался в холле. Я втягивал его носом как дикий зверь, почуявший добычу и ждал, ждал, ждал, когда можно будет бросить на пол спальни очередную шлюху, завернуть ей ноги за уши и заколотить с размаху в зад, без смазки, без подготовки, дурея и рыча от собственной боли. Просто дырка. Воющая, корчаящаяся дырка без мозга и чувств.
Сам себе вру. Именно ее чувства мне были нужны. Чтобы ненавидела меня, сопротивлялась, боролась, рыдала. Шлюхи это умеют, но редко делают искренне. Иногда я доводил их до исступления, когда они ползли, орали и отказывались от денег. Тогда я верил.
В те дни, когда мы сталкивались с «племянницей» дела были хуже. Я заставал ее на кухне, где она съеживалась при моем приближении, потом вздергивала подбородок, стараясь быть смелой и гордой, но стоило мне приблизиться хотя бы на шаг, убегала в свою комнату. А я вдыхал страх, растворенный в воздухе, соль ее слез.