Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Я поднялась на ноги, закидывая сумку на плечо и обернулась, чтобы последний раз посмотреть на факультет, на котором меня не дождутся в сентябре.
Мой взгляд упал на доску объявлений:
МГНОВЕННЫЙ ЗАРАБОТОК ДЛЯ СТУДЕНТОК, 1000 ЗА ДЕНЬ, ОПЫТ НЕ НУЖЕН! ВЫПЛАТЫ СРАЗУ, БЕЗ ОФОРМЛЕНИЯ.
Ого…
Я смотрела на объявление. Без оформления, значит не нужен паспорт.
Уже хорошо. Сорвала номерок телефона и подумала: «Вот бы так же легко найти жилье!»
И обшарила глазами доску в надежде на чудо. Но это было бы слишком хорошо.
Но я набрала этот номер, стараясь не думать о том, где проведу следующую ночь.
АНДРЕЙ
Снесло башку. Напрочь. Нахер.
До красного тумана в голове. Яростного сладкого тумана.
До боли. Боли от стискивающей член плоти.
Чем сильнее она меня сжимала, тем яростнее мне хотелось прорываться, продалбливаться, пробуривать себе путь внутрь пульсирующего горячего жадного маленького тельца.
Дрожащего тельца под моими руками. Тоненькие косточки, нежная кожа, на которой остаются отметины от нетерпеливых пальцев. Ебать, ебать, ебать, топить свою ярость в мягком и женском. Не охлаждая, а лишь разжигая огонь, не ослабляя, а лишь отверждая плоть.
Чем больше слез, криков, стоном, тем сильнее хочется нанизать ее на себя, насадить, ворваться, отдолбить до судорог, до закаченных глаз.
Как устоять, когда перед глазами пульсирующее крошечное отверстие, доверчиво подставленная нежная розовая попка, подгибающиеся ножки?
Сладкая, горячая, вывернутая наизнанку для меня девочка, моя девочка, с ног до головы моя, моя, моя, можно делать с ней все, что захочется, все равно останется моей. Будет дрожать, будет кричать, плакать, но подставлять себя, отдаваться, отдавать всю себя, потому что только так и бывает, только так: приходит сильнейший, приходит мужчина и берет, и защищает, и вонзается, присваивает себе.
Густой туман окутывал голову, аж шатало, так сладко было в паху от разорвавшейся внутри тельца Лизоньки бомбы. Так глубоко накачал ее своим семенем, под завязку, плотно набил. Такие наивные глазки, блядско-невинные, когда она слизывала его с пальцев, так смотрели на меня: еще, еще, дай мне еще, что я чуть не взорвался снова.
Ее рот, уже привычно сладкий, гладкий, обнимающий, влажный, засасывающий рот, как я мог уйти от нее? Как оторваться, как не высадить в нее всего себя, вдолбиться по самые яйца, вдолбиться вместе с яйцами, заполнить так, чтобы треснула, затрахать до полусмерти, до смерти, да и тогда будет мало…
Эта девка выносила мне мозг, не оставляя внутри ни единой связной мысли, вообще ничего разумного. Последняя искра сознания заставила прохрипеть: «Беги». Чтобы не уничтожить ее. Чтобы остыть, подождать, а потом вернуться, когда она снова нальется соком и выдолбить еще раз.
С трудом к затуманенному мозгу добралась мысль, что мужики у бассейна слышали ее вопли. Надо сделать вид. Лицо. Морду. Прекратить скалиться от пронзающих тело разрядов тока при одном только воспоминании о Лизиной растянутой дырочке, сжимающей мой хуй. Равнодушно и отстраненно.
Мужики все слышали.
Мужики смотрели с завистью и с еще большей завистью на мой стояк, у которого не было шансов пройти еще долго, пока мысли внутри горячего распластанного на кушетке тельца.
Мужикам тоже хотелось. Что ж.
Я первый нарушил формат мальчишника, мне и проставляться. Звякнул, заказал шлюх, чтоб привезли побыстрее, уже неважно каких. Тутошняя охрана все равно плохих не держит, знают свой контингент. Да и девочки в форме держатся, мы их хлебушек с икоркой.
Только мясистые прелести жриц любви меня вообще никак не задевали. Мысди возвращались раз за разом к оттраханной Лизе, которая где-то там наверху. Еще пахнет мной, еще горяча внутри. Еще дерзкая и плачущая, все сразу.
Подхватил бокал с коньяком и поднялся наверх.
Постучал к ней.
Тишина.
Толкнул дверь.
Заперто.
— Лиза! Открой!
Тишина.
— Лиза, мы просто поговорим!
Вру как адвокат. Не поговорим. Ворвусь, воткну перемерзлый стояк ей в горло до хрипа, спущу пару раз, тогда и поговорим.
— Лиза, ты в моем доме!
Тишина.
Девочке нужно подмыться и поплакать. Что я, не понимаю?
Спустился вниз, подозвал жестом не самую потрепанную блядь, сел в кресло и указал на пах.
— Быстро.
Медленно не в кайф. Все еще профессиональные штучки только напоминают, что хочу я совсем другого.
Мужики там уже ебали на двоих-троих других телок, лениво валялись в бассейне, для смеха притапливая девиц.
Мудаки.
И я мудак.
Так хочется сладких-сладких слез.
Дерзкого рта.
Приподнялся, наклонился к шлюхе, сдавил рукой ее горло, загнал ей по яйца и быстро отдолбил под хрипы и текущие слезы. Не то. Но хоть кончил.
И ушел к себе наверх, не думая, что будет с утра. Пусть девки вызовут уборку, за что я им столько бабла плачу… Залил напоследок в себя еще коньяка и вырубился поперек кровати. Без снов. Хотя не отказался бы.
Утром встал, жахнул аспирина и спустился в клинику, заметив краем глаза, что у бассейна все убрали, никаких следов попойки. Ну и отлично.
В кабинет не заходил, чтобы вид кожаной кушетки не похерил все рабочее настроение и я не понесся посреди дня к Лизе выламывать дверь и ебать, где застану.
Она целый день не появлялась, но в последние дни это было нормально. Только после десятичасового рабочего дня, перестроившего мозг в нормальную сторону, я начал приходить в себя и осознавать.
Что снова изнасиловал Лизу. Как говорят в протоколах «извращенным способом».
Туман развеялся, и хотя воспоминания о ее визге по-прежнему потряхивали меня волнами ярости и похоти, я начал осознавать, что возможно ей не так понравилось. Что возможно…
Я поднялся наверх. Бегом, перепрыгивая через ступеньку. Проверил на кухне, но ее сегодняшняя еда стояла нетронутой.
Стукнулся в дверь. Тишина. Заперто.
Толкнул дверь посильнее. Навалился всем телом, почувствовав, что поддается и с треском влетел в комнату. Пустую комнату с разбросанными вещами. Лизы не было.