Не надо обещаний
Шрифт:
Секретарша обиженно предложила:
– В таком случае, может, ты займёшься и остальной почтой? – Женщина указала на переполненный лоток с входящей корреспонденцией. – Там есть даже пара предложений руки и сердца, которые могут тебя заинтересовать.
Руна отрицательно покачала головой и улыбнулась:
– Нет, благодарю. Ты прекрасно выполняешь свою работу, и я не собираюсь в неё вмешиваться. Но это письмо заинтриговало меня, и я хотела бы подумать, прежде чем решить, что с ним делать.
– Ты – шеф. Я отошлю ответ, как только ты мне его продиктуешь.
– Я тебе уже говорила, как дорожу такой секретаршей, как ты!
– Не так уж и часто.
– Тогда считай, что я тебе сказала.
– Какой старомодной ты иногда бываешь! Теперь не принято бросать работу, когда выходишь замуж…
– А ты хочешь создать семью?
– Да, хочу! Но ты ведь знаешь поговорку: чтобы танцевать танго, нужны двое.
– Конечно, знаю. Почему бы тебе не закончить работу на сегодня? У тебя, возможно, полно дел дома.
Секретарь посмотрела на кучу корреспонденции.
– Может, я сейчас и закончу.
Однако Руна знала, что Хельга не уйдёт, не выполнив работу до конца.
Хельга Монтана предана ей не хуже настоящей супруги, хотя, как Руна ни старалась, не могла вообразить верную помощницу в этой роли. Через какое-то время, когда женщина ушла, Руна вернулась к письму, задержавшему её внимание. Оно лежало на столе безмолвным упрёком.
Упрёком в чём?.. Паола Стоун – всё дело в этой девушке. Для Руны она и концертное шоу “Прелюдии любви” неразделимы. Руна вспоминала о Паоле все эти четыре года и довольно часто. Природное очарование и непритязательная красота Паолы были незабываемы, хотя за это время они ни разу не встретились. Перед глазами стоял милый образ любимой.
Лицо Паолы мягкой волной обрамляли шелковистые волосы; их цвет был коричнево-шоколадный. Паола считала себя чересчур угловатой, чтобы ощущать себя стройной и лёгкой в движениях. Её глаза были поразительными. Узкие, тёплого карего цвета, постоянно сияющие… Так, по крайней мере, казалось до их последней встречи. Это случилось после благотворительной концертной программы, в которой участвовала и Руна Рассел. Выступление принесло новый успех, укрепило уверенность в том, что не только на сцене, но и в жизни ждёт слава и удача. Однако… Паола попала в автомобильную аварию. По собственной же вине, только не желала признать её. Руна уговаривала рассказать всё начистоту и покончить с этой историей. Виновница отбивалась как могла.
– Ты считаешь, что виновата я?!
– Но ты не можешь отрицать, что была за рулём моей машины, когда та врезалась в стену. Ты хотела уйти пораньше, я дала тебе ключи от автомобиля, с условием, что ты воспользуешься услугами шофёра, обслуживающего нас. Однако ты не сочла нужным сделать это, несмотря на то, что выпила.
– Но ведь это был коктейль по поводу успешной концертной программы, – в который раз повторила устало Паола тоном человека, которому очень долго приходится рассказывать одну и ту же историю. – Я помню, как ты дала мне ключи, только не помню, как садилась в автомобиль. Ты сказала, что позже присоединишься к нам в отеле. Затем у меня наступил полный провал в памяти. До того мига, когда пришла в себя на месте аварии. Ты стояла, склонившись надо мной.
– Тебе повезло, что я поехала за вами почти сразу. Если бы кто-то серьёзно пострадал и вызвали полицию…
– Я знаю, меня бы обвинили в управлении машиной в нетрезвом виде. Итак, я должна сказать тебе “спасибо” – ты спасла мою репутацию!
<<И собственное реноме>>, – не удержалась от мысли Паола.
Даже когда врач её осматривал, Хельга, секретарша Руны, продолжала бессвязно бубнить о том, как важно, чтобы происшествие не было предано огласке, иначе это могло повредить Руне. Хельга любила часто напоминать Паоле, что они обе – часть имиджа прославленной певицы. Эта история не имела продолжения, только между Руной и Паолой будто пробежал чёрный кот. Конечно, дело было не в разбитом вдребезги автомобиле: Паола упорно продолжала отрицать собственную вину <<за недостаточностью улик>>, как она однажды сказала. Пострадавшая не помнила обстоятельств аварии, и это давало ей основание утверждать, что она ни в чём не виновата.
Снисходительного отношения Руны к происшедшему было недостаточно для Паолы.
– Я чувствую, как изменились твои чувства ко мне, – сказала Паола ей. – Мне известно твоё мнение о людях, пьющих за рулём!
– Неудивительно, ведь из-за какого-то алкоголика погибли мои родители!
– Да, когда ты рассказывала, как они умерли, у тебя был такой презрительный взгляд, каким ты смотришь теперь на меня…
– Эта старая история не имеет никакого отношения к тебе и мне!
Лицо Паолы исказила обида, она отпрянула, когда Руна сделала движение, чтобы успокоить её.
– Пожалуйста, не нужно! Мне не нужно твоё… прощение, – заявила Паола таким тоном, будто Руна нанесла ей смертельное оскорбление. – Я не чувствую вины, пока нет доказательств обратного.
В конце концов, терпение Руны кончилось:
– Какие тебе нужны доказательства? Ради бога, ты ведь была за рулём!
– Поэтому ты думаешь, что во всём виновата я, да?! Никаких других объяснений нет?
– Да какие ещё могут быть объяснения?!
Руна полагала, что причиной упорства Паолы являлся шок после аварии. У Руны не было сомнений относительно случившегося: разве не она вытащила Паолу из искорёженного автомобиля? До сих пор стыла кровь при мысли, что на переднем сиденье могло находиться два безжизненных тела. Но упрямица не желала признать, что по её вине в тот вечер Руна могла лишиться и любимой девушки, и Хельги. И всё же Руна потеряла Паолу. Вскоре после аварии та оставила работу агента по авторским правам в рекламном бюро, где они познакомились, и уехала в Англию.
Между ними всё было закончено. Единственное, что осталось после бурных месяцев, проведённых вдвоём, – это песни, написанные в порыве вдохновения. Несколько песен, объединённых в концертном шоу “Прелюдии любви”, были написаны во время круиза влюблённых по Средиземному морю. Вдохновённое сочинение Руна посвятила Паоле. Запись Руны, сделанная экспромтом, сохранилась на единственном диске, – автор собиралась доработать произведения. Накануне дня, в котором случилась авария, Руна отдала послушать диск Паоле, а затем у обеих возникли более важные дела, чем разбираться с судьбой диска… Руна даже не знала, слушала ли его Паола, и это мало заботило певицу. Ей никогда больше не хотелось даже прослушать, а тем более исполнять эти произведения… Тогда почему же этот мальчик – она заглянула в письмо, – Элиот Дорсо, утверждает, что знаком с “Прелюдией любви”? Кто же этот юный почитатель? Бумага с эмблемой школы не давала никакого ключа к разгадке. Фамилия Дорсо артистке явно незнакома. Её мучил вопрос: где и при каких обстоятельствах мальчику удалось услышать песни, посвящённые самой дорогой для неё девушке в мире, и Руна почувствовала, что теперь ей не будет покоя, пока не найдёт ответ на эту загадку… Она нажала на кнопку селекторной связи.
– Да, шеф? – тут же послышался голос всегда готовой к услугам секретарши.
– Ты всё ещё тут?! – Руна придала интонации строгость.
– Ты разрешила мне уйти с полудня. До двенадцати ещё три минуты, – бодро заявила Хельга. – Мне их потратить на работу или на то, чтобы оправдываться перед тобой?
– Плутовка! Ты ведь сама считаешь, что без тебя не обойтись, – проворчала Руна. – И вот тебе шанс это доказать. Скажи, не было ли на конверте письма этого мальчика, Дорсо, обратного адреса?