Не надо преувеличивать!

Мороган Е.

А я, Олимпия — невидимый и всезнающий свидетель жизни двора — решаю запечатлеть все это, черным по белому, и с первой же оказией отправить в Бухарест… Там две заблудшие души уже давно ждут, чтобы их обратили на путь истинный, вовлекли в очарование тихих дней на…

— Доброе утро, мадам! Как поживает малыш? — вежливо интересуется Габриэлла.

— Слава богу, спит. Не знаю, что это с ним, он нервничает. Обычно он такой тихий… по крайней мере, так считает все наше семейство. А его отец, вместо того, чтобы поскорее приехать сюда, где он так нужен, болтается в Бухаресте.

Словно это только мой ребенок… (нынче утром я в ужасном настроении, Аби…).

— Не говорите так, мадам. Вы же знаете: нет худа без добра… Я тоже так говорила, когда была замужем. А теперь…

— Что — теперь? Выглядите вы превосходно. Все мужчины нашего двора вами восхищаются.

— Ох уж это мне платоническое восхищение! Прогулка при свете луны и потом — недвусмысленное приглашение. Ни одному не придет в голову сделать самое банальное предложение — зайти и расписаться. Нет, хуже некуда — быть разведенной… Но что это происходит?

Перед забором, в клубах пыли, останавливается грузовик. Доносятся какие-то странные звуки, что-то вроде отчаянного кудахтанья. Я, любопытствуя, подхожу ближе…

— Скажите, пожалуйста, товарищ Цинтой здесь живет? Меня начальник послал, отвезти ему этих…

— Да, здесь, но его нет дома. Он уехал в Мангалию.

— А что мне делать с птицей? Не везти же ее назад: я спешу, меня от дела оторвали, мне надо возить материалы.

— Вот идет хозяйка.

— Цыплята для товарища Цинтоя? Выгружай, он мне наказал.

— Ладно, только побыстрей, я спешу… Проклятая птица!

Румяный молодой человек забирается в кузов грузовика и начинает вытаскивать оттуда клетки, в которых бьется штук двадцать белых цыплят.

— У вас что, столовая?

— Давай отнесем их на задний двор. Столовой у меня нет, но семейство Цинтой поглощает ежедневно пару цыплят — это их норма. Осторожно, куры — создания нежные, и если хоть одна из них пострадает, мне попадет от товарищей…

Я возвращаюсь на веранду, откуда наслаждалась сценой Габриэлла.

— Ну и типы, эти Цинтои.

— Да, целый день торчат в Мангалии, что-то покупают. Отчего они не остались в Бухаресте? Ведь так было бы проще: не надо столько передвигаться… Дидина, я пойду позагораю. Если Филипп проснется, крикни меня.

— Хорошо, мадам Олимпия.

Вероятно, именно в таком уголке, как эта Вама, родился миф о земном рае. Легкий ветерок тянул из морской дали… волны с веселым лепетом разбивались друг о друга… подошвы утопали в сыром песке, ласкаемые кристально чистой водой. Дети, как пухлые херувимчики, бегали по берегу, поглощенные игрой, с ведерками и разноцветными спасательными кругами в руках… а их матери, божественные Евы, купались в волнах, хихикая со счастливой невинностью детей Золотого века…

Охваченная сладкой истомой, я уселась возле группы своих сотоварищей по двору. Как все было бы прекрасно, если бы и Аби был здесь!.. Я вздохнула, слегка расчувствовавшись… но такова его работа, если она мне не нравится, почему я не вышла за бухгалтера или, скажем, за портного?.. Впрочем, я уверена, что он ни одной минуты не устоит перед моим писательским даром…

— Как трутень, ей богу! — завистливо

восклицает Димок. — Роятся вокруг него эти нимфы, словно он медом намазан!

Заинтригованная, я смотрю на человека, вызвавшего зависть Нае. В нескольких десятках метров от нас на шикарном зеленом полотенце величественно восседает господин, окруженный тремя молодыми наядами — стройными, темноволосыми и на первый взгляд довольно-таки привлекательными.

— Это немец или австриец, я видела его и в прошлые годы, — сообщаю я, гордая своими знакомствами, достойными попасть в «Who’s who» [5] Вамы.

5

«Кто есть кто» (англ.) — биографический справочник знаменитых людей.

— Он каждый год приезжает, — добавляет Габровяну.

— Нет, вы только подумайте: мало того, что его окружают три красавицы, он еще и иностранец! — возмущается Димок. — Я бы еще понял, если бы это был местный, наш… А ну, попробуем восстановить равновесие! — бормочет он, упругим шагом направляясь к группе.

Однако вскоре возвращается, кисло улыбаясь:

— Чертов султан! Так вроде бы симпатичный парень, только — не трожь гарема, не то будет худо…

— Если бы вы меня спросили, я посоветовал бы вам поберечь силы, — флегматично замечает Габровяну.

— Нашли когда сказать! А эти красотки — какая беспринципность! Вместо того, чтобы выбрать настоящего румына, своего в доску — как я или как господин Барбу — они зарятся на эту жердь. И что они в нем нашли, спрашивается?

— Деньги, — сухо замечает Габровяну.

Я оставила их, бурно дискутирующих о романтизме молодого поколения, и направилась к дому.

Филипп, — кроткий розовый младенец, словно сошедший с репродукции Тициана — спал, ничего не ведая…

Продолжение следует!»

ГЛАВА II

«В которой двое мужчин читают новое письмо — о приятном дне, неприятно закончившемся. Несколько никчемных подробностей»

— Ну, что скажешь? — полюбопытствовал АБВ.

— Модернистка, символически воспроизводящая пошлость провинциальной жизни. Манера описательная, с богатыми реминисценциями сентиментального стиля. Можно отметить ультрапрозаический характер описаний, пронизанных, однако, эмоциональным преображением действительности.

— Что ты там болтаешь?..

— По сути, источник романа — теория познания, драма многочисленных относительных восприятий, стремящихся уловить ускользающую, лишенную очертаний действительность…

— Ага, понял! Ты находишь в этом дворе что-то подозрительное?

— Если бы речь в самом деле шла о преступлении, с точки зрения населения двора на первом месте следовало бы поставить твоего сына, а за ним — петуха. С моей же точки зрения, первое место должна занимать Олимпия, и сразу же за ней — ты, потому что вы заставляете меня читать эти глупости… Кстати, — продолжал я, беря новую пачку листов. — Я нашел для всего этого заглавие: «Доброе утро, Олимпия!»