(Не) настоящая жена
Шрифт:
– Артем знает? – выдавливаю, чувствуя, как темнеет в глазах от обрушившегося на плечи разочарования.
– Конечно. Мы улетаем скоро в Америку, а ты… Его папа – любитель устраивать эксперименты над людьми. Он заигрался, я так скажу.
– Я не против развода, Олеся. По договору мы совсем скоро разведемся, – произношу нарочито твердо. Видит бог, я прикладываю недюжинные усилия, чтобы не разрыдаться. Что есть силы впиваюсь ногтями в ладони, чувствуя, как саднит поцарапанная кожа.
– Вот как? – певуче протягивает она. – Я ведь не буду ждать.
– Олеся, зачем
– Чтобы ты скорее свалила, вот что! Из-за дурацких манипуляций его папаши мы не можем быть вместе! – в ее голосе появляются истерические нотки. – Ты же встречаешься с Улановым? Тебе мало одного мужика?
– Нет, Олеся, вполне достаточно. Я услышала твою просьбу. А теперь позволь мне уехать. Тороплюсь на работу.
Артём.
Назначаю Олесе встречу возле офиса, торопливо клюю Веру в щеку и выхожу на улицу, подальше от свалившегося на меня счастья. Кажется, я почти физически его осязаю. Вдыхаю, пробую на вкус, трогаю… Оно пушистое, мягкое, нежное, слегка воздушное. И оно сегодня вселилось в мой дом невидимым и скромным облаком. И сегодня же я его прогоню… Сердце наполняет черная горечь при мыслях о разговоре с Верой. Она меня не поймет. И, уж конечно, не станет бороться за брак и воевать с Олесей. Она просто уйдет… Посмотрит на меня огромными глазищами и прошелестит что-то невразумительное. Соберет вещи и покинет мою жизнь, прихватив с собой сердце. Вернее, его осколки…
– Привет, Артемчик, – довольно фыркает Олеся, завидев меня на парковке. Глотает воду из бутылки, нарочито закатывая глаза, словно подчёркивая свое «положение».
– Слушаю тебя, Олеся. Я так понимаю, говорить сейчас будешь ты.
– Я беременна, Артем. Вот тест, а это заключение УЗИ, – она выуживает из сумочки «трофей».
С трудом усмиряю дрожь в пальцах, читая заключение врача: «Орехова О.В, возраст, диагноз… Беременность четыре – пять недель», – так звучит приговор моему счастью.
– Олесь, я не буду жениться. Если ребенок мой, а я это проверю, я дам ему свою фамилию и стану воскресным папой. Но… жениться на тебе…
– То есть на этой смешной дурацкой идиотке ты запросто женился?! Выходит, так? А я… А почему… Может, мне поговорить с твоим папой? – истерично протягивает она.
– Поговори. Думаешь, он меня заставит?
– Конечно. Если сейчас все игра, то здесь… Здесь ребенок, их внук! Ты не чувствуешь разницу? – она тычет пальцем в бумажонку, словно невидимый ребенок сидит там.
– Олесь, я позвоню тебе позже. И сам поговорю с отцом. Мне, как никогда, нужен его совет. А с Верой… Я связан с ней договором, ты же знаешь? – беру листок из ее рук и на всякий случай его фотографирую. О наших истинных отношениях решаюсь промолчать.
– Знаю, мажор. Но обстоятельства изменились, твой манипулятор-папа должен это понимать.
– Я поговорю с ним. Буду на связи, – разворачиваюсь и на ватных ногах бреду к входу в офис. Кажется, на плечи обрушивается небо или море… Я становлюсь тяжелее втрое, с трудом передвигаю ногами и дышу… Поднимаюсь на этаж и прямиком следую в кабинет папы. Вскидываю ладонь и стучусь, не дожидаясь привычного короткого «да», толкаю дверь и вхожу внутрь.
– Твоих рук дело? – начинаю без прелюдий. – Что еще ты придумаешь, чтобы себя потешить? Хочешь играть людьми, как шахматными фигурами? Давай я подарю тебе шахматы, открой клуб и…
– У меня есть шахматы. Садись, сынок, рассказывай, что случилось? – дружелюбно, словно ничего не произошло, произносит папа.
– Олеся беременна. Приходила сейчас сюда с тестом и заключением УЗИ, – отвечаю, усаживаясь за стол.
Отец как будто каменеет. Краска стирается с его лица, сменяясь мертвенной бледностью. Он нависает над столом, а потом вскидывает руку и хватается за сердце.
– Ой… Что-то плохо мне, Артем.
Ну, начинается. Отцу надо было поступать на актерский. Сейчас я был бы сыном голливудского актера с большими гонорарами.
– Пап, тебе надо было на актерский поступать, – лениво бросаю я, наблюдая за этим цирком.
Однако отец и не думает играть: он, как будто на секунду отключается, заставляя меня вскочить с места.
– Пап! Ты что! Ты не притворяешься? – бросаюсь к стоящему у стены кулеру и наливаю воду. – Господи, только этого не хватает!
– Я… Я заигрался, сынок. Прости меня, я не предвидел все. Был уверен, что у меня получится сблизить тебя с этой чудесной девочкой. Но ты… Тема, ты сам все испортил, – шумно глотая воду, произносит отец.
– Пап, как ты? Неужели, сердце?
– Вроде отпустило. Покажешь мне… это гребаное заключение? – тяжело дыша, говорит отец. По-прежнему бледный, он вызывает во мне неподдельные сочувствие и волнение.
– Да что ты там увидишь? Беременность, будь она неладна. Пап, а ведь у тебя получилось… – мне неловко признаваться, но я все же решаюсь открыться папе. В другой ситуации мог бы сказать старому жуку спасибо…
– Влюбился в Веру? – грустно произносит он.
– Да. Как никогда в жизни.
– А она? Тоже?
Вспоминаю, что со мной вытворяла моя скромница и отвечаю, заливаясь краской:
– Надеюсь, что да. Какое это теперь имеет значение? Вера не станет за меня держаться, если узнает, что другая девушка от меня беременна.
– Покажи заключение, сынок. Как-то все это странно… Олеся пришла ровно на следующий день после вашего сближения. Я правильно понимаю, это случилось совсем недавно? Потому что два дня назад она посещала фестиваль с Макаром и числилась его девушкой?
– Да. Ты думаешь…
– В деле замешан кто-то еще. Иначе, Олеся прибежала бы тотчас. Прямо в день УЗИ! Какая на справке дата? Покажи заключение.
Нехотя разворачиваю экран и демонстрирую отцу фото справки. Он внимательно ее читает, а потом расплывается в улыбке.
– Ты у меня олух, Тема. Любая тебя сумеет развести.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе придется лететь вместо меня в Австрию. Сердце и правда у меня барахлит. Встречаемся через неделю – я приглашу в офис Веру, Олесю, Макара – куда уж без него… А сам пока полежу в больничке.