(Не) настоящая жена

Левашова Елена

– То есть вы хотите устроить очную ставку? Как все это… унизительно. Я не желаю во всем этом участвовать.

– Я придумал. Принеси мне суп с фрикадельками. Завтра, Вера! Придешь? – нарочито слабым голосом просит «папа». – Ну, дочка, не молчи. Нельзя отказывать старику.

– Ох, Вячеслав Олегович, вам надо было становиться актёром, – вздыхаю грустно.

– Режиссером, – поправляет он. – Приходи и поговорим. Думал, по телефону тебя уломаю, ан нет… С Настей приходите, ладно?

– Приду, – вздыхаю я и отключаюсь. Может, правда, поверить ему?

Артем.

Никогда

не думал, что скажу это: я больше не буду критиковать папу. Здравствуйте, меня зовут Артем и я жалею, что осуждал своего отца! Именно так! Старый жук был прав, когда задумал коварный план. Отправил меня с глаз долой, в страну, полную соблазнов и красивых женщин. «Большое видится издалека», – бросил он на прощание. Бледный, измученный – я видел, как папе плохо и промолчал… Пропустил его слова мимо ушей, восприняв их, как очередную подколку. Как же он был прав! Я безумно тоскую по Вере… Кажется, только сейчас я понимаю, ЧТО такое настоящая тоска – горькая, черная, вязкая как болото. Она разъедает меня изнутри, лишая покоя, радости, способности работать. Я как сломанный робот – выполняю поставленную задачу с задержкой или некорректно. В таком состоянии меня опасно выпускать в общество, но напутствия отца не позволяют облажаться – я заключаю контракты с австрийцами и покупаю обратный билет.

– Сынок, приезжай из аэропорта в офис. У нас сходка, – почти шепчет папа. – Верочка придет, Олеся, Макар. Поставим точки на и.

– А почему ты шепчешь? Что случилось, пап? И зачем такая срочность? Может, я хотя бы душ с дороги приму? – хмурюсь, окидывая внимательным взором гостиничный номер.

Отец «посоветовал» не терзать Веру сообщениями и звонками. Отпустить ситуацию и терпеливо ждать встречи. Дать себе возможность соскучиться, обдумать все и понять, наконец, нужна ли она мне?

«У Верочки дочь растет. Ни к чему ей интрижки. Она не в том положении, чтобы пробовать, – отрезал папа в день моего отъезда. – И Настеньке стрессы не нужны».

– Успеешь принять, сынок, – вырывает меня из задумчивости папа. – Вместе с Верочкой и покупаетесь.

– О боже! Ну ты и развратник. Ладно, если вылет не задержат, буду вовремя. Так чего ты шепчешь?

– Я же собираюсь сбежать из больницы. Это конспирация, Тема! Кстати, ко мне Вера с Настенькой почти каждый день приходили.

– Я рад, папуль. Очень рад.

Летний воздух родного города мягко овевает щеки, а музыка, льющаяся из салона такси, бодрит. Кажется, судьба подталкивает меня к желанному событию, исключая препятствия: пробок на Курортном проспекте нет, да и светофоры горят манящим зеленым светом. Бросаю взгляд на часы, убеждаясь, что приехал вовремя. Замечаю на парковке «ласточку» Веры… Сердце сбивается с ритма при одной лишь мысли, что я ее увижу… Господи, как же папа был прав – большое видится издалека. Вспархиваю на крыльцо, сжимая в руках папку с подписанными договорами. Волнение окутывает меня, как туман, учащает пульс и забирает из легких воздух. Кажется, сейчас я постучусь в дверь и свалюсь от волнения в обморок.

– Можно? – выдавливаю, заслышав короткое отцовское «да». – Добрый день.

Все уже в сборе: Олеся с вечерней укладкой и макияжем, Макар с оскорбленным выражением лица и… Вера в платье с подсолнухами. Смущенная, растрепанная, судя по всему, она прибежала с работы. Сбоку от папы сидит наш офисный «сморчок» – юрист Антон Михайлович. Шелестит бумагами и пялится на них, словно в первый раз видит.

– Садись, сынок, – взмахивает ладонью папа, указывая на место напротив Веры. Я во все глаза на нее смотрю… Любуюсь нежным румянцем, подрагивающими длинными ресницами, выбившимися из хвоста русыми прядями. Тяну воздух носом, стремясь уловить ее запах, но в ноздри вбивается другой – цветочный аромат Олеси.

– Можем начинать, – важно произносит папа. Поджимает губы, окидывая всех присутствующих цепким взором. Интересно, кто первый сломается? Не выдержит пытки?

– Я… Я беременна, – скулит Олеся. – Что тут решать? И о чем думать? – в ее взгляде, направленном на Веру, искрится неприкрытая ненависть.

– Вячеслав Олегович, у меня короткий обеденный перерыв, – Вера решительно поднимается с места. – Я… Я готова все подписать. Только отпустите меня, мне и правда надо ехать, – добавляет, сжимая в кулаке край платья. Замечаю на блестящей столешнице следы от ее пальцев…

– Нет уж, Вера Станиславовна, – чопорно добавляет отец, переводя взгляд с меня на Веру. – Уверяю вас, надолго мы не задержимся.

– Мне не нужно ничего от вас, Вячеслав Олегович, – хрипло произносит она. – Вы просили найти квартиру, а я… Мне ничего не надо. Можно я пойду?

– Ну и дура, – подает голос Олеся. – Что он тебе должен в случае нарушения договора? Насколько я помню – кругленькую сумму. Артем может и своей квартирой расплатиться, да, любимый?

– Все, мне надоел этот цирк, – встаю с места и обхожу стол, приближаясь к Вере. Наконец, вдыхаю ее запах, глубоко, будто желая, чтобы она заметила мой жест. Кладу ладони на ее плечи и заглядываю в глаза.

– Артем, я… Мне ничего не нужно, раз так вышло. И квартиру не надо на меня… Того этого…

– Дура, – повторяет Олеся, закатывая глаза.

– Замолчи! – произносим с папой почти одновременно.

– Верочка, пожалуйста… Ты нужна мне, – произношу, ища ее смущенного затуманенного от волнения взгляда. Дрожь ее кожи вмиг передается и мне.

– Да какая уже разница, Артем? Вячеслав Олегович, давайте бумаги. Покончим с этим и…

– Верочка, родная моя, я… Я люблю тебя, слышишь. Тебя и Настеньку. И я не оставлю тебя, хочешь ты этого или нет.

Вера ошеломлённо вскидывает ресницы и заливается румянцем. Переводит взгляд с моего лица на окружающих и медленно, чуть понизив голос, произносит:

– Мажор, я не думала, что это будет так. Помыслить не могла, что ты скажешь мне это… при всех.

Папа опускает взгляд, Антон Михайлович вытирает лоб мятым платочком, Макар тоскливо вздыхает, выбрав в качестве объекта наблюдения смартфон. А Олеся… Похоже, яркий макияж не помеха ее бледности, та предательски проступает на ее щеках. Девушка раскрывает губы в немом протесте, но так и не может произнести ни звука.