Не называя фамилий

Минко Василий Петрович

Д е д В р е м я. Лучше порадуй старика какой-нибудь сорочинской песней.

Г р и ц ь к о. А что же, могу!

Дед Время дергает веревку, шлагбаум поднимается, Грицько, затянув молодецкую песню, уходит.

Д е д В р е м я. Счастливо, Голопупенко! (Снова трубит в рожок.) Эй, кто там на очереди!

Входят В а к у л а и О к с а н а.

В

а к у л а. Кузнец Вакула из Диканьки. (Поет свою арию из оперы «Черевички».)

Д е д В р е м я. Хорошо поешь, кузнец!.. А что взял с собой в Будущее?

В а к у л а. Как положено: в мешке кузнечные инструменты, палитра, кисть и моя лучшая картина.

Д е д В р е м я (смеется). Это та, которой детей пугают: «Ось бач, яка кака намальована»?

В а к у л а. Именно. «Черт в аду».

Д е д В р е м я. А ты, красавица Оксана?

О к с а н а. Я, Дедусь Время… (Поет свою арию из оперы «Черевички».)

Д е д В р е м я. А что ты взяла с собой?

О к с а н а. Себя, дедусь. (Показывает свой портрет.) Это тоже Вакула нарисовал.

Д е д В р е м я. Здорово он тебя, не хуже Рафаэля!.. А ну покажи свои ножки.

О к с а н а (кокетливо). Ножки как ножки!

Д е д В р е м я. Вижу, вижу. А почему они не в тех черевичках, что Вакула привез из Петербурга, от самой царицы?

О к с а н а. Да они никуда не годные. Вышла в них на Диканьскую улицу, а они сразу и разлезлись.

В воздухе промелькнула черная тень.

В а к у л а. Что это? Уж не черт ли…

О к с а н а. Черт не черт, а на твою маму похоже… Дедусь, пропускайте поскорее!

Д е д В р е м я. А это у меня мигом! (Дергает веревку, шлагбаум поднимается.)

О к с а н а (тащит Вакулу за руку). Ой, быстрее, ведь догонит!

Убегает.

Д е д В р е м я (смеется). Извечная коллизия: свекровь и невестка…

Верхом на метле въезжает С о л о х а.

С о л о х а. Здорово, дед! Прошел уже мой Вакула?

Д е д В р е м я. Прошел, прошел, прекрасная Солоха.

С о л о х а. Один или с Оксаной?

Д е д В р е м я. Может, один, может, с Оксаной.

С о л о х а. Ой, пропусти поскорее, а то погибнет без меня Вакула в том Будущем!

Д е д В р е м я. На метле не положено! Выбрось!

С о л о х а. Как это выбрось? А на чем я там летать буду?

Д е д В р е м я. Там видно будет. Бросай метлу, говорю!

С о л о х а. Ну бросила, вот — бросила… (Вдруг,

подбоченясь, подмигнула.) А как насчет женихов? Можно их там заиметь?

Д е д В р е м я. Можно, но только одного.

С о л о х а. Какое же это Будущее? В Диканьке за мной волочились и дьяк, и голова, и казак Чуб…

Будто из-под земли появляется Ч е р т.

Ч е р т. А я, очаровательная Солоха?

Д е д В р е м я. Брысь ты, брысь! Рогатым и хвостатым в Будущее — запрещено!

Ч е р т. А я отпилю рога, отрежу хвост!

Д е д В р е м я. Сказано — брысь! Иначе наложу на тебя святой крест! (Поднимает руку.)

Черт, заскулив, исчезает.

С о л о х а. Ну и шут с ним, с этим чертом! Вот дьяка и казака Чуба жалко.

Д е д В р е м я. Категорически. Только одного!

С о л о х а. Тогда пропусти голову. Только не того одноглазого, что из «Майской ночи», а диканьского.

Д е д В р е м я. Счастливого Будущего, Солошенька!

Шлагбаум поднимается, Солоха уходит. И сразу же слышен голос пьяного Каленика: «А где моя хата?..»

О, пьяненький Каленик. И его потянуло в Будущее.

Входит К а л е н и к, направляется к будке.

К а л е н и к. Эй, кто тут?.. Может, скажешь, где моя будущая хата?

Д е д В р е м я. Кыш, кыш!.. Проспись сначала… (Уходит.)

К а л е н и к. Кыш-кыш… Разве я курица? Проспись… А почему бы и не поспать? (Расстелил на дороге чумарку, ложится.) Вот такочки… Что-то вроде мешает?.. (Достает из кармана бутылку, кладет под голову.) Вот теперь такочки…

Насупившись, быстро шагает П о п р и щ и н. Наткнулся на дорожный указатель, ушибся, чешет лоб, читает: «В Будущее». Бормочет: «А дата не обозначена…» Достает чернильницу, гусиное перо, пишет на дорожном указателе. В окошко выглянул Д е д В р е м я.

Д е д В р е м я. Эй, что ты там пишешь?

П о п р и щ и н. Восемьдесят шестого Мартобря…

Д е д В р е м я. А-а, Поприщин из «Записок сумасшедшего».

П о п р и щ и н. У алжирского бея под самым носом шишка… (Показывает рукой.) Туда?

Д е д В р е м я. Что туда?

П о п р и щ и н. В Будущее?

Д е д В р е м я. Для сумасшедших — противопоказано.

П о п р и щ и н. А великий Белинский сказал, что мой бред и смешит и возбуждает сострадание.