Не обещай ничего
Шрифт:
– Я только что заварила свежий кофе. Хочешь чашечку? – спросила мать.
Отец поднял голову.
– Ты меня только что спрашивала, – напомнил я.
– Ничего подобного, – отрезал отец.
Я повернулся к нему:
– Пять секунд назад.
– В таком случае, – в его голосе появилась желчь, – тебе следовало сразу ответить, чтобы ей не пришлось задавать вопрос во второй раз.
Прежде чем я сумел что-либо сказать, мать отшутилась:
– Я бы и голову свою где-нибудь позабыла, если бы она легко снималась.
– Неправда! – возразил
– Но ведь это я потеряла твой чертов бумажник. И пришлось потратить уйму времени, чтобы восстановить все, что в нем лежало. – Мать налила кофе и с улыбкой подала мне.
– Спасибо, мама. – Я чмокнул ее в сморщенную щеку, а отец возобновил сражение с планшетом.
– Я хотела спросить, у тебя сегодня на утро ничего нет?
– А что? Что-нибудь намечается?
– Просто решила узнать, нет ли каких-нибудь собеседований насчет работы, чтобы не помешать.
– Мама, давай, колись, что у тебя на уме?
– Я не собираюсь навязываться, если только ты совершенно свободен…
– Да рожай же наконец!
– Не разговаривай так с матерью! – возмутился отец.
– Я сама бы все сделала, но если ты все равно будешь в городе… Мне надо кое-что передать Марле.
Марла Пикенс – моя кузина, младше меня на десять лет. Дочь Агнессы, сестры моей матери.
– Конечно, передам.
– Я приготовила чили, и получилось много лишнего. Я все заморозила и, поскольку знаю, что Марла любит мое чили, расфасовала по порционным коробочкам. И добавила кое-что еще – полуфабрикаты от «Стоуфферс». Еда, конечно, не такая вкусная, как домашняя, но все равно. Думаю, девочка плохо питается. Не мне осуждать, но у меня такое ощущение, что Агнесса к ней редко заглядывает. К тому же будет лучше, если навестишь ее ты, а то все мы да мы – старики. Ты ей всегда нравился.
– Хорошо.
– С тех пор как случилась та история с ребенком, она не совсем в порядке.
– Знаю. Все сделаю. – Я открыл холодильник. – У тебя есть вода в бутылках, подать Итану на завтрак?
– Ха! – возмущенно фыркнул отец. Можно было предвидеть его реакцию и не соваться со своими вопросами. – Вода в бутылках – самое большое в мире жульничество. Вполне подходит и та, что течет из крана. Наша водопроводная в полном порядке, уж я-то это знаю точно. За воду в бутылках платят одни простофили. Еще немного, и вас заставят покупать воздух. Помнишь время, когда не платили за телевидение? Ставишь антенну и смотришь за так. А теперь изволь раскошеливаться за кабельное. Это такой способ наживы: заставлять людей выкладывать денежки за то, чем они раньше пользовались даром.
Мать пропустила ворчание отца мимо ушей.
– Марла слишком много времени проводит дома одна, ей надо почаще выходить, отвлекать мысли от того, что случилось с…
– Мама, я же сказал, что все сделаю.
– Я хочу сказать, – в ее голосе впервые появились резкие нотки, – что нам всем нужно напрячься и постараться ей помочь.
– Прошло десять месяцев, Арлин, – буркнул отец, не отрывая глаз от экрана. – Пора приходить в себя.
– Будто это так просто, Дон, – вздохнула мать. – Переступила и пошла дальше. У тебя на все один рецепт: проехали.
– Если хочешь знать мое мнение – у нее не все ладно с головой. – Отец поднял на нее взгляд. – Кофе еще остался?
– Я только что сказала, что заварила целый кофейник. Кто же из вас не слушает? – Мать, как будто что-то вспомнив, повернулась ко мне: – Когда приедешь к ней, не забудь себя назвать. Ей так будет легче.
– Я помню, мама.
– Я вижу, хлопья у тебя проскочили на ура, – сказал я сыну, когда мы сели в машину.
Итан едва плелся за мной, нарочно спотыкаясь – все еще надеялся, что я поверю, будто он болен. Поэтому я решил подвезти его до школы, а не заставлять топать пешком.
– Вроде бы.
– Что-то не так?
– Все так.
– С учителями нет проблем?
– Нет.
– С друзьями?
– У меня нет друзей. – Он произнес это, не глядя на меня.
– Знаю, чтобы освоиться в новой школе, требуется время. Но разве не осталось ребят, с которыми ты был знаком до того, как мы уехали в Бостон?
– Большинство из них в другом классе, – ответил сын. И продолжал с оттенком осуждения в голосе: – Если бы мы не уезжали в Бостон, я, наверное, учился бы с ними в одном классе. – Он поднял на меня глаза. – Мы можем вернуться обратно?
Его вопрос меня удивил. Он снова хочет оказаться в ситуации, когда я не смогу проводить с ним вечера? Когда он почти не встречается с бабушкой и дедушкой?
– Вряд ли.
Молчание. И через несколько секунд еще один вопрос:
– Когда у нас будет свой дом?
– Мне надо сначала найти работу, малыш.
– Я смотрю, папа, ты в совершеннейшей заднице.
Я метнул на него взгляд. Сын не отвел глаз – наверное, хотел проверить, насколько я потрясен.
– Осторожнее, Итан. Приучишься говорить такое при мне, забудешься, и вырвется при бабе. – Бабушку и дедушку сын всегда называл баба и деда.
– Это слова деды. Когда перестали делать газету, после того как мы сюда переехали, он сказал бабе, что ты в совершеннейшей заднице.
– Пусть так, я в заднице. Но не один. Уволили всех. Я подыскиваю себе место. Все равно какое.
В словаре одним из определений слова «стыд» вполне могло бы быть такое: «Обсуждение с девятилетним сыном ситуации с устройством на работу».
– Меня совсем не грело каждый вечер оставаться с миссис Танакой, но когда я ходил в школу в Бостоне, меня никто…
– Что никто?
– Ничего. – Итан несколько секунд помолчал, затем продолжил: – Знаешь коробку со старым барахлом у деды в подвале?
– У него весь подвал завален всякой рухлядью. – Я чуть не добавил: «И ее становится еще больше, когда мой папаша туда спускается».
– Ну, такую коробку из-под обуви, в которой лежат вещи его отца, моего прадедушки? Всякие там медали, нашивки, старые часы и все такое прочее.
– Да, я помню коробку, о которой ты говоришь. И что с ней такое?