Не он
Шрифт:
Стало ли ей легче?
Нет. Совсем нет.
Скорее, стыдно. Боже, как же стыдно. И страшно, когда не узнаешь себя. Не понимаешь себя. Не прощаешь… Лин не заслужила любовь Келли, но она почему-то верит в нее и прощает. И Крис. Крис делает то же самое.
«Ты никогда не разочаруешь меня, Эль. Ни в одном из твоих кошмаров.»
Неужели он сказал правду? Неужели бывает такая слепая любовь? Смогла бы она так же любить и прощать, как Криосфер?
Лин не знала точного ответа на этот вопрос, но что-то внутри кричало, что нет. Никогда. Она бы вырезала с кровью, лишилась сердца, но не простила.
— Мы подъезжаем, миссис
Выглянув в окно, Элинор устремляет взор на светящийся стеклянный дворец на холме, омываемом холодными водами озера. Величественный, уникальный, завораживающий необычной кристаллической формой и четкими геометрическими линиями.
Совершенный дом для красивого и одинокого чудовища. Ее сердце сжимается от необъяснимой тоски, стоит вспомнить черты лица мужа. Озера плавящейся ртути. Мерцающие светлячки в темной бездне зрачков, плотно сжатые губы и божественное тело, не знающее усталости и пресыщения.
Ее дети совершенно не похожи на него.
Ее дети не похожи на него!
Ее дети…
И она никогда не сможет забыть об этом.
Элинор Хант сбежала из своего заколдованного замка, чтобы получить ответы, но вернувшись поняла, что запуталась еще сильнее.
Глава 13
— Я дома, — намеренно грохнув входной дверью посильнее, громко сообщает Элинор. Минуту слушает тишину и, не дождавшись ответа, неровной походкой проплывает просторный холл, где ее никто не ждет и не встречает. Заходит в ярко освещенную гостиную, в глубине которой перед большим кристально-белым диваном уютно потрескивает камин.
Сбросив неудобные лодочки, Элинор идет по мягкому ковру к единственному источнику тёплого света. Распускает волосы, позволяя им рассыпаться по затекшим плечам. Бросив сумочку на диван, Лин падает рядом, вытягивая ноги и обессиленно закрывая глаза.
Пламя от камина обволакивает ее медленным теплом, словно укутывает мягким пледом, голова немного кружится от выпитого вина и впервые — не от боли. Лин отпускает мысли и тревоги, позволяя себе ни о чем не думать. Ленивая река ее воспоминаний течет в ранее детство, где самой страшной трагедией были содранные коленки и разбитые локти. Время розовых пони, клубничного эскимо и воздушных змеев, которых они с отцом запускали на берегу реки в сотне километров к южной границе штата. У них там был небольшой домик, оставшийся в наследство от родителей отца. Рыбацкая хижина, без света и воды, залатанная лодка и пруд с лягушками. Отец не стал ничего менять, даже возглавив первые строчки миллионеров штата. Это место принадлежало только ему и маленькой дочери. Там он учил ее кататься на велосипеде и плавать без спасательного жилета. Из-за бешенного делового графика и частых командировок, у них не так часто получалось побыть вдвоём, но зато какими насыщенными были эти редкие дни, когда рядом не было ни многочисленной прислуги, ни важных и ужасно серьезных людей с воротничками, ни личных помощниц, похожих одна на другую, ни суровых телохранителей, зорко охраняющих важного босса и его дочь.
Этот крошечный домик без условий и роскоши стал убежищем для маленькой и несправедливо рано осиротевшей семьи. Они были там очень счастливы, пока однажды все не изменилось. Пока однажды вместе с ними не поехала очередная личная помощница Крейга Бартона. Ее звали Карен, и папа говорил, что у нее такие же добрые глаза, как у мамы. Лин не могла подтвердить или опровергнуть. Свою мать она видела только на фотографиях. А ни один снимок не откроет полностью суть
То ли дело картины, от кисти художника нельзя ничего утаить, ни одной тайной мысли, ни одного секрета. Карен была очень красивой девушкой и, конечно же, очень молодой, но Лин никогда не хотелось ее нарисовать. После того самого первого отдыха втроем, старенькая хижина потеряла для Элинор особое очарование, и каждый раз, когда отец предлагал отправиться туда вместе, она находила отговорки, чтобы не ехать. Наверное, хижина сейчас стоит там, заброшенная, разрушенная, никому не нужная.
— Я так и не простила его, — услышав, как скрипнул диван под тяжестью мужского тела, прошептала Лин. В ноздри ворвался терпкий аромат сигаретного дыма, смешанный с морскими нотками парфюма. — Даже когда родился Этан. Я не простила его. Считала, что он предал нас. Это было эгоистично и глупо. Отец имел право на свое личное счастье, — с горечью произносит Элинор.
Кристофер подсаживается ближе, и она чувствует, как соприкасаются их бедра. Мужчина дотрагивается костяшками пальцев до ее щеки, медленно ведет вниз по длинной шее. В ответ получается лишь глубоко вдохнуть, тут же покрываясь мурашками. Зачем онсменил парфюм? И почему его пальцы пахнут марихуаной?
— Дети часто ревнуют своих родителей, если в семье появляются новые люди, — Лин жмурится, ныряя в бархатистое тепло мужского голоса, утопая в нем, как в прогретой солнцем реке, и ей кажется, что она видит, как развеваются на ветру цветные хвосты воздушного змея, и слышит собственный счастливый смех.
— Я не ревновала. Это другое, — протестует Лин, потеряв прекрасное видение. — Я не смогла его простить за то, что он выбрал Карен, как он потом не смог простить, что я выбрала тебя. Как бы я не отрицала, мы с ним ним очень похожи, Крис.
— Ты неплохо ладила с мачехой, Эль, — отзывается Кристофер.
— Я притворялась. Она казалась мне непроходимой дурой. Я терпела ее ради папы, а потом ради Этана. Мне кажется, что я даже не скорбела, когда ее не стало. Я оплакивала только двоих. Отца и брата. Я — ужасный человек, Крис.
— Нет, Эль. — не соглашается муж. — Ты — живой человек. Не любить кого-то — это нормально. Ужаснее — лгать самой себе, что любишь, но при этом ничего не чувствовать.
— Ты помнишь свою мать? — внезапно меняет тему Элинор.
— Все дети помнят свою мать, — после короткой заминки отвечает Крис.
— Я не помню, а мне было семь лет, когда она умерла.
— Ты не все, Эль. Ты другая, особенная.
— А ты вечно ищешь мне оправдания, — с тоской выдыхает Элинор.
— Я просто знаю тебя лучше, чем ты сама.
— Так не бывает.
— Бывает, Эль, — утверждает Кристофер, и у нее нет сил спорить с ним. — Ты предпочитаешь забывать то, что причиняет тебе боль, — продолжает он, кончиками пальцев очерчивая вырез ее декольте. — Ты прячешься, и, если это помогает тебе справляться с болью, я не могу судить.
— Значит, ты тоже причинил мне боль, — приходит она к неутешительному выводу. — Это не я сказала, а ты сам… Что ты сделал, Крис? Что ты сделал?
Он молчит, а она ждет ответа так долго, что сама не замечает, как постепенно уплывает в царство Морфея. Тело расслабляется, и голова безвольно соскальзывает со спинки дивана в сторону, но падает не на плечо мужа, а в пустоту. Плюхнувшись на сиденье, Лин распахивает глаза и часто моргая смотрит на затухающие рыжие языки пламени в камине. Вскочив на ноги, она оглядывается по сторонам, и убедившись, что в гостиной никого нет, трет ладонями лицо, забыв про накрашенные ресницы.