Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело
Шрифт:
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Король… А любовь? Видели, чтобы высокий и статный парень шел с пигалицей? Видели, чтобы красавица влюбилась в урода? Молодая влюбилась в старика? Хорошо обеспеченный влюбился в голь–шмоль? Выходит, что, прежде чем влюбиться, человек решает целую кучу социальных, эстетических и биологических вопросов… А уж потом разрешает себе влюбиться. Вот вам и слепая любовь. Да и не было ее и никогда не будет!
– Воскресный обед считаю открытым. – Рябинин выковырнул штопором половинку пробки, а вторую
– Ох уж эта мне интеллигенция. – Петельников взял бутылку и ладонью в дно вышиб пробку.
Сухой рислинг никого не опьянил. Может быть, только у Рябинина ярче заблестели очки. Да Светлана чуть свободнее подняла голову, стряхивая оцепеняющую стеснительность. Да инспектор решился на вторую тарелку супа, на которую решился бы и без рислинга. Да Лида от ужаса завела взгляд под потолок, куда последовал взглядом и Петельников, обо всем догадавшись, – она удивилась, что на смотрины он дважды привел одну и ту же девушку.
– Суп из лука, а сладкий, – заметил Рябинин, которому эту неделю все казалось сладким.
– Потому что в нем глюкоза, фруктоза и эта… овошёза, – внушительно объяснил инспектор.
– Вадим, а вы дома готовите? – спросила Лида, любопытствуя, и это любопытство застелило ее лицо ребяческим нетерпением.
– А как же. Варю пельмени, жарю чебурашки…
– Какие Чебурашки? – удивилась Светлана.
– То есть чебуреки и разные чахохбили.
– А супы? – посмелела она.
– Супы нынче не в моде.
– Да? – спросила Лида, готовая умереть от любопытства.
– Нынче в моде бульоны с пол–яйцом… Женщины, да я знаю столько полезных советов, сколько вам и не снилось. К примеру, как из селедки выбить селедочный запах.
– А зачем его выбивать?
– Чтобы она пахла осетриной.
– Ну и как выбить? – заинтересовался Рябинин.
– Вымочить одну сельдь в одном литре коньяка.
– А коньяк потом куда?
– Не скажу. Женщины, а знаете, как отмыть подгоревшее дно чайника?
– Вадим, у чайников дно не подгорает, – сказала Лида вместо своего «Да?».
– Еще как, если варить в нем кашу. И вообще, посуда легче всего отмывается, когда ее моет другой.
– Кто же этот другой?
– Вчера, например, мыл инспектор Леденцов…
Рябинин глянул на женщин единым охватывающим взглядом. Раскрасневшаяся Лида… Воспрявшая Светлана… Сначала он решил, что из–за этого единого и охватывающего взгляда ему захотелось совместить их силуэты, как это делается в фотоаппаратах. Но тут же понял, задетый беспричинной и сразу убежавшей тревогой, что дело не в его взгляде… Они похожи, они внешне очень похожи. Ростом, фигурой, чертами лица, женственностью… Только Лида, может быть, на сантиметр повыше. И волосы ее погуще и поярче, с далеким красноватым отливом. И постройнее. И говорит свое бесподобное «Да?».
– Вадим, у вас будет гастрит, если вы… – начала было Лида.
– Если я не женюсь, – подхватил инспектор. – А я живу
– Ну и скоро грянет баба? – спросил Рябинин.
– У нас есть инспектор Фомич. Знаете, как жена о нем заботится? Звонит ему, и если он не обедал, то предупреждает: «Смотри, подохнешь!».
– Вас и так предупредить некому, – заметила Лида.
– А я вот попрошу Свету звонить мне и спрашивать: «Не подох?». Все на душе будет теплей…
Краска, которую не могла вызвать двухчасовая суета на кухне, теперь робко проступила на Светланиных щеках. Рябинин обрадовался – ей, наверное, у них хорошо, коли краснеет от шутливых намеков. И Лиде хорошо – она любит приятных гостей. И Вадиму хорошо – второй бифштекс уминает. А Рябинину всю неделю было хорошо.
– Лучше расскажите что–нибудь из вашей практики, – попросила Светлана инспектора, чтобы не гореть огнем от его слов.
– Можно. Приземляли мы вчера на хазе забулдона…
– Как? – ничего не поняла Светлана.
– Арестовывали на квартире пьяницу. Только вошли… Он прыжком к шкафу. Ну, думаю, быть пальбе. Между нами раздвинутый стол. Кричу, как положено, насчет кистей вверх. Ну и свой пистолетик уже в руке. А забулдон открыл шкаф, выхватил…
– Ружье? – ужаснулась Лида.
– Нет, длинную, тяжелую, конусообразную…
– Мину? – тихо предположила Светлана.
– Нет, бутылку «Плодоягодного». И забулькал. Граммов триста успел.
– Да?
– А говорят, что в городе появился садист, – окончательно распрямилась Светлана. – Подсаживает в свою машину девушек, везет за город, там пытает, а их крики записывает на магнитофон…
– И потом дома прокручивает, – знающе подтвердил Рябинин.
– Ага. – Инспектор кивнул. – Только садист не один, а их несколько. И не на магнитофон записывают, а сами играют на гитарах. И не девушки кричат, а они сами орут. И называются не садистами, а вокально–инструментальным ансамблем «Гармония».
Женщины засмеялись.
У Рябинина всплыла мысль, никуда не исчезнув, потому что была ясной: сколько сказано о любви… А о дружбе? Нет, не так. С какой силой воспето неясное и трепетное состояние, когда человек лишь начал влюбляться. А где и как воспето состояние, когда человек?.. И слова–то нет.
Рябинин обвел всех какими–то обмякшими очками и блаженным голосом спросил:
– Братцы… Есть слово «влюбился», а почему нет слова «вдружбился», а?
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Уж коли зашла речь о любви… Оставим ее для молодежи – пусть развлекаются, пока не повзрослеют. Жизнь она ведь земная. Я к тому, что любовь есть секс, и больше ничего. Грубо? А правда она такая, грубая. Вся наша любовь сводится к греховным потребностям. Думаете, я любовь не признаю? Признаю, только мое понятие любви другое… Когда с женщиной просто живут – это секс, а когда это делают красиво – это любовь.