Не от мира сего

Бруссуев Александр Михайлович

Часть собак, конечно, уныло сидела на цепях около домов своих хозяев. Они тоже любили подрать свою глотку, но в основном проводили время на крышах своих конур и тупо глядели перед собой. Счастья у них было мало: охота и еда. Поэтому они были относительно безобидны.

Прочие твари озабоченно бегали по деревне и за ее пределами, кочуя от одной свадьбы к другой. Собачьей свадьбы, имеется ввиду. Кормили на этих свадьбах плохо, поэтому они время от времени бегали к родным стенам подкрепиться. А по пути нападали на все, что считали для себя безобидным. Так они тренировали свою злость, готовя себя к решающей схватке за благосклонность очередной сучки.

Время от времени хозяева особо загулявших своих четвероногих "друзей", излавливали их вместе с прочими гостями с собачьего мероприятия в рыболовный садок, били дубиной по спинам и относили в лес на корм барсукам. Но на их месте сразу же появлялись милые щеночки с великолепными родословными и обещанной склонностью питаться воздухом, сторожить дом и ходить в лес за дичью и пушным зверьем.

Не успевал закончиться год, а подросшие собачки, презрев все ожидания, тут же занимали вакантные места на разудалых оргиях, хватая друг друга в показательных боях за холки и бегая вприсядку на задних лапах перед сучкой непонятного окраса и вида.

Илейко считал, что для того, чтобы прекратить эту пагубную практику, нужно было всех местных тварей разом уничтожить, как угрозу для собачьего генофонда, ввезти с Олонца настоящих лаек и воспитать их в уважении к людям и нетерпимости к злу. Следовало расширить понятие этого зла: не только коты и незнакомцы, но и люди, замышляющие недоброе. Собаки прекрасно чувствуют не только страх, но и злобу. Такие правильные псы, конечно, были, но стоили каких-то денег, зачастую — даже больших. Проще же было заводить в хозяйстве сторожей на халяву, вытащив последних из-под забора.

Вот и имели, что имели.

На Илейку соседские собаки бросались всегда. Он пытался их подкармливать — без толку. Съедят поднесенный кусок старой куриной ноги из супа, отойдут на положенное расстояние и облают.

— Эх, собака, — сокрушенно кивал головой Илейко.

Та в ответ задирала свои черные губы и обнажала клыки, постоянно облизываясь. Разной тональности рычание только подтверждало желание твари броситься на него и разорвать на великое множество маленьких человечков.

— Что, собака, хвостом вилять уже разучилась? — Илейко не боялся. Ровный голос и спокойная уверенность обычно заставляла пса отступать. Но иногда, особенно в детстве, в самый последний момент злобная тварь резко бросалась, била клыком и убегала к своим корешам хвастаться, как она только что загрызла большое медлительное существо, к тому же пахнущее человеком. А у Илейки оказывалась продранной очередная рубашка, да, вдобавок, опухал кровью синяк от собачьих зубов.

Поэтому позднее при встречах с четвероногими грубиянами он делал упор в общении не на голос и не на удар спасительной дубины, а на свое воображение. Глядя в желтые собачьи глаза, что само по себе являлось вызовом, Илейко представлял, как он ловит пса рукой за хвост, встряхивает его над землей и бьет о ближайшее бревно так, что ядовитый бульон собачьих мозгов разлетается по окрестности на несколько шагов. Представлял это зрелище настолько четко, что у собаки не оставалось никаких сомнений по поводу своей дальнейшей судьбы. Она скулила и убегала, поджав хвост. Это можно было считать победой. Главное — вовремя сосредоточиться, отрешиться от всего и верить, что он сильнее, тем самым внушая противнику, что тот слабее.

А однажды яркой морозной ночью со стороны леса пришли два красных глаза. Илейко любовался звездами, наслаждаясь абсолютной, как это может быть только зимой, тишиной.

— Бусый, — сказал он глазам, те в ответ сразу же исчезли.

Но появились на следующую ночь, и Илейко уже не сказал, а просто подумал, нарекая словом дикую тварь из дикого леса.

Так и происходило их общение: он смотрел на перемигивающиеся звезды, Бусый смотрел на него. Почему он дал такое имя волку — не знал. Просто порыв души. Или из-за того, что вышел серый из кустов. Вот и пришло на ум услышанное где-то имя, перекликающееся с pusika — "куст".

Скоро Бусый вышел под лунный свет так, что Илейко смог его разглядеть. Волк, как волк, не тощий, не огромный. Потом зверь съел оставленную загодя косточку, тем самым узнав запах своего нового друга. В том, что это друг, Илейко не сомневался. Волк, наверно, тоже. Впрочем, иногда волки едят даже друзей, если здорово прижмет, но сейчас, наверно был не тот случай.

Та зима была морозная и какая-то радостная. Никто и ничто не мешали любоваться ночью на звезды. Бусый внимательно слушал, не пытаясь приблизиться более установленного им самим расстояния. Он не перебивал, лишь временами о чем-то своем, волчьем, вздыхая. Даже предложенные в угощенье кости деликатно грыз только тогда, когда Илейко замолкал.

— Почему мне много непонятно в религии? — вопрошал он у Бусого. Тот внимательно смотрел в ответ, будто сам давным-давно все знал, а теперь вот выслушает рассуждения двуногого.

— Попы рассказывают про Иисуса, а попробуй спросить что-нибудь, так мало что дадут по шее, еще объявят отступником. Ну, ты вот послушай, если дева Мария непорочно зачала Христа, или от брусники, или прочим другим негреховным образом, то она просто выносила его, как человеческого младенца. Отец же был Бог. И еще в этом деле участвовал Святой Дух. Так и говорят: Отец, Сын и Святой Дух. Семья. А нельзя ли сказать, что Святой Дух этот женского роду?

Бусый промолчал. Замолчал и Илейко. Волк начал грызть предложенную кость. Когда-то давно Илейку даже не крестили в церкви, поп отказался, не вдаваясь в объяснения. Матушка окрестила сына в миру, но для священнослужителей это было не в счет. "Вот когда придет он в церковь сам, тогда и совершим таинство крещения", — сказал настоятель. Но Илейко так и не дошел.

— Узнал я от старых людей, которые когда-то читали в Sana-script (sana — слово, script — это и есть скрипт, рукопись, по-нашенски, примечание автора), что и называли Святого Духа Софией, или Prunicos. А как же Господа нашего Бога величали? Говорят, Саваоф. Но это, скорее, титул. Северный Бог, возможно. Был же еще и Ялдаваоф, означающий "сын хаоса". И породил он забвение, ненависть, ревность, зависть и смерть, будучи изогнутым, как змей. Почему никто ничего не знает? Почему попы на меня ругаться начинают, едва я пытаюсь что-то спросить?

Волк чуть шевелил ушами, вникая в оттенки человеческого голоса. Казалось, еще чуть-чуть, и он, широко открыв пасть, заговорит вполне членораздельно: "Да ну все это в пень, к монахам. Пес их разберет. Лучше давай вместе на луну повоем. Помогает, говорят".

Но он молчал, лишь только звезды ярче замерцали, раскинувшиеся над всеми людьми и всеми волками. Уж они-то точно знали все ответы, уж они-то могли рассказать о сотворенном существе, которое отличалось неведением и неразумием. Но не каждому человеку дано разбираться в звездном шепоте. А волки стараются хранить чужие тайны. Оно и понятно — у них своих забот невпроворот.