(не)отец моего ребенка
Шрифт:
Так-так-так, похоже, Золушка сбежала с бала и потеряла свою туфельку.
Несколько минут я просто смотрю на неё, не мигая. Пухлые губы приоткрыты, волосы прикрывают половину ее лица, ресницы дрожат, словно ей снится что-то плохое. В этот раз я не могу отрицать, что Виктория хороша. И платье ей чертовски идёт. Я стараюсь смотреть на неё глазами брата и начинаю понимать, что именно его привлекло. Миниатюрная наивная девочка, которую хочется раскрыть. Подтолкнуть ее к грани дозволенного и перейти черту вместе. Но все равно, несмотря на это, в первую очередь мне хочется придушить ее. Да я чуть с ума не сошёл!
Я решаю не будить ее, так даже лучше, не
На мгновенье я остолбенел от такого поворота событий. Вика же зарылась пальцами в мои волосы и поцеловала меня. С жаром, но неумело. Мазнула по уголку моих губ и сделала рваный вдох. Из ее рта вырвался короткий стон, и вместо того, чтобы оттолкнуть от себя девушку, встряхнуть, я какого-то черта поддался мимолетному порыву и ответил ей.
Глава 21
Игорь
Губы Вики оказались мягкими и сладкими. Неумелыми движениями она попыталась углубить поцелуй, и я не понял, как так получилось, что я начал отвечать ей. Хотя обычно ненавижу весь этот обмен слюной.
Я опускаюсь на кровать рядом с девушкой и обхватываю пальцами ее за подбородок, фиксируя и не давая возможности вырваться. Вика прижимается ко мне теснее, и от прикосновений к ее нежной коже я чувствую волнующее наслаждение. Словно обезумевший, вожу ладонями по ее телу через плотную ткань и ловлю неистовый кайф от того, насколько отзывчивой оказывается девочка. Плавится под моими руками, откидывает голову назад, подставляя губы под мои жесткие поцелуи.
Я тянусь к верхней пуговице на рубашке, не до конца осознавая, что творю, и забывая обо всем на свете. И о том, что где-то внизу есть женщина, которую я люблю, и о том, что Вика самый последний в мире человек, с кем стоило бы сбрасывать накопившееся напряжение. Но в этот момент, по совершенно непонятным мне причинам, я хочу ее. Эту маленькую упертую женщину, которая способна вывести меня из себя одним-единственным словом. Хочу до треска в штанах и не могу остановить себя.
Я скольжу губами по ее шее, перемещаюсь к ключице и опускаю с плеч бретельки. Ее дыхание учащается, она ерзает подо мной и, когда я отстраняюсь от нее, чтобы покончить со своей рубашкой, вдруг жарко шепчет:
— Пожалуйста, Юра, не останавливайся…
Всего одно слово, а ощущение, словно окунулся с головой в ледяную воду. Отрезвел. Ровно за секунду.
Полусонная, она приняла меня за брата — наконец-то доходит до меня странное и неожиданное поведение девушки. И это невероятно злит. Вика тянет ко мне руку, но я не обращаю на неё никакого внимания, резкими движениями застёгиваю обратно все пуговицы на рубашке, до самого горла, и не даю ей даже прикоснуться к себе.
— Юра? — Ее глаза открываются, она вопросительно смотрит на меня, потом блуждает взглядом по комнате, и я наблюдаю за тем, как медленно к ней приходит осознание. — Игорь? — пораженно
— А ты надеялась увидеть здесь кого-то другого? — зло усмехаюсь я и отхожу от нее на несколько шагов. — Спи, уже поздно. — Я выхожу из комнаты и громко хлопаю дверью. Сам не понимаю, какого черта завелся. Подумаешь, решила, что это мой братец внезапно навестил ее, мне-то что? Но все-таки осознание того, что в который раз женщина вместо меня предпочитает Юру, задевает меня. Словно я чем-то хуже его, словно у нас не одно лицо, тело и даже то, что ниже пояса. Словно у меня на лбу написано «бракованный» и каждая женщина знает о моей неполноценности.
Я выхожу на задний двор и делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь остудить свой пыл. Успокоиться, забить на Вику и стереть со своих губ ее приторный вкус. Я даже не сразу замечаю, что праздник уже закончился. Стол убран, близнецы давно спят, родителей и Юры с женой тоже нет. Даже не хочу думать, чем закончилось их празднование. Явно не тем, что в порыве страсти Карина назвала брата чужим именем.
Я возвращаюсь в кухню, открываю холодильник и достаю бутылку чего покрепче, потом вспоминаю, что через несколько часов мне, скорее всего, придется сесть за руль, и возвращаю ее обратно. Взамен беру банку «колы» и тарелку с мясом. Самое время утолить свой голод. Хоть какой-то. И подумать. Обо всем.
— Ночной жор? — Я с удивлением бросаю взгляд на Карину, возникшую словно из ниоткуда. С силой сжимаю в руке жестяную банку, потому что ночная сорочка Карины открывает больше, чем скрывает, заставляя мою фантазию зайти слишком далеко. На широкий кухонный стол, например.
— Скорее бессонница, — откашлявшись, произношу я и усаживаюсь за барную стойку, отпивая газировку. — А ты почему не спишь в такое время?
Я всматриваюсь в девушку, пытаясь найти хоть какие-то следы бурно проведенной ночи. Ревность съедает меня. До основания. Но я вижу лишь непривычно чистое от косметики лицо и усталый взгляд.
Я всегда старался держаться от Карины как можно дальше, чтобы быстрее вырвать ее из сердца, чтобы не думать о том, какая она в постели с братом, и не замечать замазанных багровых пятен на шее, но каждый раз меня, словно пса, тянет обратно к ней.
— Да мне что-то не очень хорошо, — кривится она. — Воды спустилась выпить. — Она берет с полки стакан, и я жалею, что она такая высокая. Если бы ещё немного потянулась вверх, наверняка ночнушка задралась бы, оголяя соблазнительные формы. — Между вами с Викой что-то произошло? — вырывает меня из моих фантазий Карина.
— Что?
— Ну, я видела через окно, как ты три раза проехал мимо дома, а потом нашел ее в машине. Вы поссорились?
— А, это… Не обращай внимания, у беременных свои причуды, — нервно улыбаюсь я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать откровенно пялиться в вырез ее кружевной сорочки и не предложить ей чего-нибудь непристойного. Потому что на часах три ночи, я на взводе, а рядом со мной желанная женщина.
Мы сидим на кухне добрых полчаса. Разговариваем о какой-то ерунде, обсуждаем близнецов и новый проект Юры. Карина хрипло смеётся, расслабленно упирается спиной о спинку стула, выглядит невероятно очаровательной, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы потянуться к ней через стол и заправить за ухо выбившуюся прядь ее рыжих волос. Правда, в какой-то момент все же ловлю себя на том, что теряю нить разговора и перестаю слушать ее, вместо этого думаю о девушке, которая осталась в моей постели. О ее губах, о ее прикосновениях и о ее хрупком теле. Ей каким-то непостижимым образом удалось выбить почву из-под моих ног, разрушить хрупкое равновесие и добраться до моей совести.