Не плачь, моя леди
Шрифт:
В приемной она увидела временную регистраторшу, симпатичную женщину лет тридцати. Барон с баронессой уехали в больницу помочь, чем смогут, мужу миссис Михан.
– Они так из-за нее расстраиваются. – Приемщицу, казалось, глубоко трогала их забота.
Когда умерла Лейла, они тоже расстраивались, вспомнилось Элизабет. Интересно, насколько искренним было горе Мин? Она черкнула Хельмуту записку и запечатала.
– Пожалуйста, передайте барону, как только вернется.
Кинула взгляд на ксерокс. Сэмми включила его, перед тем как отправиться в римскую баню.
Элизабет устало побрела к себе. Ей никогда не узнать, кто отправлял анонимки. Никто не признается. Зачем она здесь? Все уже кончено. И что ей теперь делать со своей жизнью? В письме Тед советовал ей начать новую счастливую главу. Но где? Как?
Голова у нее болела – тупая, настойчивая пульсация. Она спохватилась, что снова пропустила обед. Надо позвонить насчет Эльвиры Михан и начать собираться. Забавно, когда в мире нет места, куда тебе хотелось бы поехать, и нет человека, которого тебе хотелось бы видеть. Она вытащила из кладовки чемодан. И внезапно замерла.
У нее ведь еще осталась Эльвирина брошь-солнце. В кармане брюк. Вытащив ее, Элизабет удивилась: тяжелая, а по виду не скажешь. Элизабет не специалист по драгоценностям, но безделушка явно из дешевых. Повернув брошку, она стала разглядывать обратную сторону. Застежки нет. Какое-то скрытое крепление. Элизабет снова повернула украшение, всмотрелась в «солнышко». Посредине крохотное отверстие… микрофон!
Открытие ее ошеломило. Наивные на первый взгляд вопросы, Эльвирина привычка теребить брошку – значит, направляла микрофон в сторону говоривших. Сумочка с дорогим магнитофоном, кассеты… Элизабет решила, что надо забрать их, пока не забрал кто-то другой. Она позвонила Вики.
Пятнадцать минут спустя Элизабет уже сидела у себя, кассеты и магнитофон из сумки Эльвиры разложила перед собой. Вики пугливо причитала, что боится, как бы кто-нибудь не заметил.
– Я все передам шерифу Элшорну, – заверила ее Элизабет. – Просто хочу перенести в безопасное место. Чтобы не исчезли, если муж миссис Михан кому-то расскажет про них.
Элизабет согласилась на чай и сэндвичи. Когда Вики вернулась с подносом, Элизабет сидела с наушниками на голове и с ручкой и блокнотом наготове. И слушала записи.
6
Скотту Элшорну не нравились подозрительная смерть и подозрительный несчастный случай, чуть не кончившийся смертью. И то и другое – загадка. У Доры Сэмюэлс перед смертью случился сердечный приступ? Задолго ли? У Эльвиры Михан на лице застыла капелька крови: след укола. Лабораторный анализ показал очень низкий уровень сахара в крови: возможно, результат инъекции. Старания барона, к счастью, спасли ей жизнь.
Итак, что же у него есть?
Мужа миссис Михан разыскали лишь поздно ночью, в час по нью-йоркскому времени, и тот на частном самолете прилетел в семь утра по местному времени в больницу. Скотт приехал туда
Смертельно бледная, с трудом дышавшая Эльвира с прикрепленными аппаратами казалась Скотту неправдоподобной. Таким, как Эльвира, не положено болеть: они такие шумные, в них бурлит жизнь. Плотный мужчина, сидевший к нему спиной, словно и не заметил его прихода. Наклонившись, он что-то нашептывал больной.
– Мистер Михан, – тронул его за плечо Скотт, – я Скотт Элшорн, шериф округа Монтеррей. Сожалею насчет вашей жены…
Вилли Михан мотнул головой в сторону врачебного кабинета:
– Знаю, что они там думают про нее. Но уверяю, мистер Элшорн, с ней все образуется. Сейчас сказал ей – пусть только попробует отколет со мной эдакую штуку, помрет, весь выигрыш тогда растранжирю с роскошной блондинкой. Уж такого она не допустит… Правда, золотко? – Из глаз его полились слезы.
– Мистер Михан, мне нужно поговорить с вами.
Эльвира слышала, как говорил с ней Вилли, но ответить не могла. Никогда раньше она не чувствовала такой слабости. До того устала, просто не в силах рукой шевельнуть.
Но она должна кое-что сказать им. Теперь ей стало понятно, что случилось в кабинете. Она должна заставить себя говорить. Она попробовала пошевелить губами, но ничего не получилось. Попыталась согнуть палец, поманить его… Но рука Вилли накрыла ее ладонь. Она никак не могла набраться сил дать понять – ей нужно что-то сказать…
Только бы привлечь его внимание. Он рассказывал о путешествиях, куда они направятся вместе. Слабенькое раздражение кольнуло ее. Замолчи же! Послушай меня! Вилли, пожалуйста! Да послушай же!
Беседа у дверей интенсивной терапии ничего не прояснила. Эльвира всегда была здорова «как лошадь». Никогда не болела. Не принимала никаких лекарств. Скотт даже спрашивать не стал, не употребляла ли она наркотики. Такого просто не могло быть, и он не стал оскорблять расстроенного человека.
– Она так мечтала об этой поездке, – заключил Вилли, берясь за ручку кабинета, – даже подрядилась писать для «Глобал» репортажи про курорт. Вы бы видели, как она разволновалась, когда редактор показывал ей, как записывать беседы людей…
– Репортажи! – изумился Скотт. – Она записывала разговоры?
Но тут выскочила медсестра:
– Мистер Михан! Скорее! Ваша жена пытается что-то сказать! Послушайте ее!
Скотт вбежал следом. Эльвира мучилась, стараясь выговорить что-то.
– Гол… Го…
– Я тут, золотко! – Вилли схватил ее за руку. – Я тут!
Нет, слишком сильное напряжение. Она так устала. Ужасно хочется спать. Если бы она могла выговорить хоть слово… предупредить их. С неимоверным усилием Эльвира наконец выговорила это слово. Сказала громко, даже сама себя услышала.
– Голоса!..
7
Послеполуденные тени сгущались. Не замечая времени, Элизабет слушала Эльвирины записи. Иногда останавливалась и проматывала ленту назад. Блокнот был исчеркан пометками.