Не плачь, моя леди
Шрифт:
Вопросы, казавшиеся такими бестактными, на самом деле задавались весьма умно. Элизабет вспомнила, как она сидела тогда за столом с графиней, жалея, что не слышит разговоров за столом Мин. Теперь – пожалуйста. Некоторые голоса приглушены, но слышны достаточно четко, заметны наигрыши, увертки, попытки сменить тему.
Элизабет принялась систематизировать свои записки, отводя каждому собеседнику отдельную страничку. Внизу каждой она написала всплывшие вопросы. После третьей пленки ей показалось, что перед ней просто клубок путаных бессмысленных реплик.
«Лейла,
Ей показалось, что она слышит ответ Лейлы, как будто та находится в комнате. «Ради всего святого, Ласточка! Люди не те, кем прикидываются! Слушай, как следует! Думай сама! Сколько раз я учила тебя этому!»
Элизабет как раз собиралась вставить последнюю кассету из Эльвириной брошки, когда зазвонил телефон. Хельмут.
– Ты оставила мне записочку…
– Да, Хельмут. Зачем ты шел к Лейле в тот вечер? Когда она погибла?
У барона перехватило дыхание.
– Элизабет, не стоит об этом по телефону. Можно зайти к тебе сейчас?
Элизабет поскорее спрятала магнитофон и кассеты. Она не собиралась посвящать Хельмута в свое открытие.
Впервые военная выправка покинула Хельмута. Он сел напротив нее, ссутулив плечи. Тихо, торопливо – стал заметен его немецкий акцент – он рассказал ей то же, что и Минне. Автор пьесы, он шел умолять Лейлу не бросать спектакль.
– Ты снял деньги со швейцарского счета Минны.
– Минна тоже догадалась, – кивнул он.
– А может, давно знала? И посылала анонимки специально, чтобы выбить Лейлу из седла? Провалить спектакль? Мин лучше всех понимала эмоциональное состояние Лейлы.
– Как хитроумно! – Глаза барона округлились. – Да, очень в духе Минны. Значит, возможно, она давно знает, что денег не осталось? И просто наказывала меня?
Элизабет не скрывала отвращения.
– Не разделяю твоего восторга, если это и правда проделки Мин. – Подойдя к столу, она взяла чистый блокнот. – Ты слышал, как Тед боролся с Лейлой?
– Да.
– А где был ты? Как вошел? Долго ли простоял у двери? И что именно ты слышал?
Элизабет сосредоточилась только на записывании слов. Писала механически: Хельмут слышал, как Лейла умоляла не убивать ее. И даже не попытался помочь ей.
Когда барон закончил, на его гладком лице блестела испарина. Элизабет хотелось, чтобы он побыстрее ушел, но, не утерпев, она бросила:
– А если вместо того, чтобы удирать, ты вошел бы в квартиру? Может, Лейла осталась бы жива? Теду не надо было признаваться в убийстве, пытаясь смягчить наказание… Если бы ты думал не только о себе…
– Нет, Элизабет! Ничему я не помог бы. Все случилось в считанные секунды. – Глаза барона широко раскрылись. – Но разве ты не слышала? Признание в убийстве не принимают. Сегодня уже напечатано во всех газетах. Второй очевидец видел, как Тед поднял Лейлу над перилами, держал ее так какое-то время, прежде чем сбросить. Окружной прокурор намерен добиваться для Теда пожизненного заключения.
Лейла
Ей отчаянно захотелось остаться одной, но она заставила себя задать барону последний вопрос:
– А Сида ты не встречал в тот вечер?
Можно ли верить выражению удивления на его лице?
– Нет. А Сид тоже там был?
Все кончено, твердила себе Элизабет. Она позвонила Скотту Элшорну. Шерифа на месте не оказалось. Может, они чем-то могут помочь ей? Нет. Она попросила передать, чтобы тот перезвонил. Отдаст ему магнитофон и микрофон Эльвиры Михан и со следующим же рейсом улетит в Нью-Йорк. Немудрено, что всех так раздражали бесконечные вопросы Эльвиры. Почти всем было что скрывать.
Брошь-солнышко. Элизабет уже прятала ее в сумку, когда вдруг спохватилась, что последнюю кассету так и не прослушала. Ей вспомнилось, что брошь была на Эльвире и в кабинете «С».
С трудом Элизабет извлекла кассету из крошечного углубления. Если Эльвира так тревожилась из-за коллагеновых уколов, может, она оставила микрофон включенным на время процедуры?
И правда оставила. Элизабет прибавила громкость, приложила магнитофон к уху. Начиналась кассета с разговора Эльвиры в кабинете с медсестрой. Медсестра говорит ей о валиуме, щелчок двери. Ровное дыхание Эльвиры, снова щелчок двери… Немного глуховатый, неотчетливый голос барона, уговаривает Эльвиру не волноваться, он приступает к уколам; щелчок двери, прерывистое дыхание Эльвиры, ее попытки позвать на помощь, она задыхается, снова щелчок двери и бодрый голос медсестры: «Ну вот и мы, миссис Михан! Готовы к процедуре красоты?» И тут же растерянная, на грани паники, медсестра кричит: «Миссис Михан! Что такое?! Доктор…»
Пауза и голос Хельмута, рявкающего приказы: «Расстегните халат! Кислород!» Глухие удары, видимо массирует ей грудь, приказывает принести внутривенное. И вошла я, подумала Элизабет. Барон пытался убить ее. Лекарство, которое он ей вколол, – специально для этого. Постоянные повторения фразы о «бабочке, парящей на облаке», ее попытки вслух вспомнить, где же она слышала ее раньше, то, что называла его сочинителем… Возможно, Хельмут воспринимал это как игру в кошки-мышки? Еще надеялся, что как-то удастся скрыть от Мин правду о пьесе, о том, что швейцарского счета больше не существует?
Снова и снова Элизабет прослушивала последнюю ленту. Что-то там есть, чего она никак не может уловить. Но что? Что ускользает от нее?
Сама не зная, чего ищет, она перечитала заметки, которые набросала, когда Хельмут описывал смерть Лейлы. Глаза ее то и дело утыкались в одно предложение. Но это же неверно!
Если только не…
Словно измученный альпинист в нескольких шагах от закованной в лед вершины, Элизабет снова кинулась к записям, сделанным с лент Эльвиры.
И обнаружила ключ.